ЭТО ЗАБЫТОЕ СЛОВО «ЗАВОД»
Шёл 1980 год. На четвёртом курсе меня, студентку Карагандинского политехнического института, направили на практику в Ленинград – на Сестрорецкий инструментальный завод. Легендарное место, если кто не знает.
В двух шагах от завода, построенного Петром Первым как оружейное предприятие, находится сакральное место – Разлив и шалаш, в котором В. И. Ленин под видом косца скрывался от преследований Временного правительства и писал книгу «Государство и революция».
Близость к памятнику истории делала жителей Сестрорецка особыми людьми. Они были пропитаны духом честности, порядочности, всем самым добрым, что сегодня считается чуть ли не рудиментом, пережитком «застойного прошлого».
Приняли меня на заводе настолько тепло, окружили такой заботой и вниманием, что через месяц я выдала рацпредложение по усовершенствованию металлорежущего инструмента. Я влюбилась в эти железяки – фрезы, метчики, плашки, свёрла…
Млела у станков, перевыполняя план, а на меня из разных уголков цеха одобрительно смотрели доброжелательные глаза трудового коллектива.
Кто-то скажет, что это лирика, субъективное, женское восприятие. Пусть так. Но когда я стала матерью, не переставала мечтать, чтобы мои сыновья прошли заводскую школу, познали рабочий труд и попали в руки мудрых наставников.
Но к тому времени, когда мои дети достигли нужного возраста, они могли попасть единственно в руки улицы или, если повезёт, в чрево компьютерных игровых клубов.
Другого выбора в начале 90-х государство детям не оставило, словно специально выталкивая их из социума, лишило заботы и учило быть волками.
Но вернёмся в Сестрорецк. Каждый день, видя в цехе горы металлорежущего инструмента, мечтала об одном: чтобы в моём институте в Казахстане студенты имели возможность так же, как и я, трогать, рассматривать, совершенствовать на деле, а не в чертежах. Однажды не выдержала и пошла в кабинет директора завода.
Мне был 21 год, а вот же, осмелилась, вошла. Без церемоний, без злобной секретарши в приёмной. Не помню ни фамилии директора, ни его лица – волновалась всё-таки. Но помню, что заявила: «Карагандинский политехнический институт нуждается во фрезах, плашках и метчиках! Мы делаем курсовые и дипломные проекты на пальцах, разве это образование?! Вот приедет к вам в Сестрорецк такой недоученный специалист, сами же будете недовольны! Дайте мне хотя бы штук 10 разных инструментов с собой, чтобы я увезла в институт!».
Пару минут длился мой спич. Директор молча придвинул мне листок бумаги и сказал: «Пиши заявление. Поможем!».
Прошёл месяц. Мне разрешили увезти из цеха несколько тяжеленных железяк, и я начала делать дипломную работу. Однажды во время лекции в аудиторию зашла группа сотрудников института. Назвали мою фамилию, сказали, что хотят на меня посмотреть. Я встала. Дальше был массовый шок. Оказывается, Сестрорецкий инструментальный завод прислал в Карагандинский политех целый вагон металлорежущего инструмента!
Вскоре не только все кафедры вуза были оснащены необходимыми экспонатами, но и предприятие при институте имело возможность бесперебойной работы.
Попробуйте сегодня найти директора, который отправит целый вагон ценнейшей продукции на другой конец страны только ради того, чтобы из стен вуза не вышли безголовые и безрукие специалисты, которые в дальнейшем могут принести вред экономике государства!
Вот и я говорю. Другие люди жили тогда в СССР. Другие скрепы объединяли их. В голове были другие мысли. Масштабные, государственные, с дальним прицелом.
Сейчас в Георгиевске из окна своей квартиры я вижу инструментальный завод «Специнструмент». Точнее, то, что от него осталось после вредительских либеральных реформ. Одни слёзы и остались.
А на арматурном заводе начали искать специалистов, способных читать чертежи. Это на предприятии федерального значения, поставляющем продукцию более чем в 30 стран мира!
Как говорят местные жители, фашистская оккупация не причинила заводу столько вреда, сколько распад СССР и бандитский капитализм.
Сестрорецкий инструментальный повторил судьбу всей промышленности России. Завод мёртв. С 2009 года он полностью прекратил выпуск ценнейшей продукции. Обидно. Россия фактически ушла с инструментального рынка.
Зачем производить, когда можно закупить готовое? Именно этот предательский девиз либералов уничтожил российскую экономику.
«РУССКИЕ? НЕ ЗНАЕМ ТАКИХ!»
А это был 1981 год. Проходить преддипломную практику меня снова отправили из Казахстана в Сестрорецк.
Однажды мы с подругой решили съездить в Ригу. Много мы слышали, что прибалты русских не любят. Но не понимали, как это самое «не любят» выглядит на практике. Потому что в Казахстане не знали национальностей до самых 90-х и жили как один советский народ. Причём казахи нередко русский язык знали лучше самих русских.
Приехали мы в Ригу. Гуляем по улицам, восхищаемся красотой и чистотой, хорошо одетыми людьми, подчёркнуто вежливым обхождением. Одно неприятно – нас нарочито корректно обходят стороной и делают вид, что не понимают, когда мы обращаемся с вопросами.
Впереди ночь. Нужно было устроиться в гостиницу, но где её искать? Интернета, «Окей, гугл» и сотовых телефонов не было в помине. Только язык, который должен был довести «до Киева», но на нём в Риге с нами говорить не желали.
Наконец встретилась пожилая женщина, русская, которая, с жалостью качая головой, рассказала, как пройти в гостиничное бюро – туда стекается вся информация о наличии мест в отелях города, и только там можно получить талон на проживание. И то, если повезёт.
По мнению этой рижанки, нам не могло повезти в принципе. Но – что делать – мы поехали в это бюро. Там стояла длинная очередь. Оказывается, в гостиницах Риги банально не было мест. И люди стояли в ожидании, когда они освободятся.
До сих пор не знаю, что на меня тогда нашло. Я неплохо говорила по-немецки, даже госэкзамен мне поставили автоматом и портрет на Доску почёта разместили на третьем курсе. Так вот, я гордо повела плечом, прищурила глаза и важно прошествовала мимо длинной очереди прямиком к окошку диспетчера. И обратилась к ней на хорошем немецком так, что диспетчер обрадовалась, её глаза засияли!
Даже не посмотрела на казахстанскую прописку в моем паспорте и в доли секунды выписала два свободных талона в люкс и с нескрываемым подобострастием протянула в окошко.
Очередь покорно промолчала. Я в её глазах была этнической немкой. Голубая кровь. «Западная ценность»…
Спрашивается, за что не любили нас в Прибалтике, на Западной Украине, да и в Средней Азии особо не жаловали? Получив от Советского Союза все мыслимые блага – свободу от фашизма, социализм, идеологию высших моральных ценностей, развитую экономику, бесплатную медицину и образование, причём более высокого качества, чем досталось РСФСР, – союзные республики десятки лет точили ножи, чтобы однажды, повинуясь Западу, изгнать русских с насиженных мест.
Моя мама приехала в Казахстан поднимать Целину в 17 лет из Тульской области. Стала ведущим агрометеорологом, от её прогнозов зависели судьба урожаев, судьба животноводства и даже безопасность полётов. А ведь в те годы ещё не было компьютеров, карт из космоса, только аналитический ум и флюгеры на метеоплощадках.
И вот благодаря таким, как моя мама, специалистам, прибывшим из центральной России поднимать после войны отсталые национальные республики, они и стали экономически и культурно развитыми. Однако быстро забыли об этом, едва Запад задумал вбить клин в СССР.
Сколько «не местных» снялись с мест, спасая жизни, убегая от начинающихся войн, в которых межнациональный аспект всегда был ключевым, ибо на нём и старались играть враги СССР. Сейчас 90% моих одноклассников и однокурсников разбросаны по миру – осели в Израиле, Штатах, Канаде, Германии.
Моя мама прилетела в Георгиевск в 1994 г. последним самолётом. На следующее утро Казахстан, которому она отдала 40 лет трудовой жизни, стал чужим государством.
А знаете ли вы, как трудно оставлять родину и начинать новую жизнь, ни на минуту не забывая, что ты – беженец или вынужденный переселенец? Да ещё – в своей стране!
Многие уехавшие казахстанцы, раненные в душу, уже ушли из жизни, а те, кто вроде бы прижился в Европе, буквально сходят с ума от тоски по СССР, босиком бы побежали обратно.
Но Союза больше нет. Ностальгия терзает семьи бывших советских граждан, так и не ставших бюргерами ни в Германии, ни во Франции, ни в Монако, ни в Австрии или ещё где-либо.
В СССР они жили свободно и спали спокойно, не задумываясь, кто какой национальности и где завтра добыть кусок хлеба.
Широкая русская душа вмещала в себя всех и щедро делилась всем, что имела. Мы были другими, и другим был мир вокруг нас.
Мы жили при коммунизме. И только теперь понимаем это…
Елена САРКИСОВА.
Георгиевск.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» № 51 (1156) на сайте ЦК КПРФ.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» № 51(1156) на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.