Из воспоминаний Раисы Петровны Антошиной, дочери Степаниды Терентьевны Молчановой, в военные годы проживавших в Тахте.
Степанида проснулась от страшного холода и тревоги. Осторожно отодвинув от себя двухлетнего Ваську и укутав его потеплее, кинулась к другой кровати. Люба и Лида спали в обнимку, почти с головой уйдя под цветастое лоскутное одеяло. Степанида сняла со стены старый тулуп, в котором обычно управлялась по хозяйству в морозы, и накинула его на спящих детей. Зажгла керосиновую лампу, подошла к окну. Во дворе надрывно выла вьюга да скрипела старушка-груша, замёрзшими ветками цепляясь за угол старой хаты, стоявшей на самом краю села. Степанида села к столу, задумалась.
На память пришёл сон: в голубом и прозрачном небе кружили семь самолётов без опознавательных знаков. То отдалялись, то опять приближались, зависая над её подворьем. От их гула в окнах задрожали стёкла.
Степанида кинула в остывшую печь дров, на которой спали ещё двое детей, и услышала осторожный стук в окно. Колени подкосились, страх пронзил тело. Нет, она не ослышалась, в окно опять постучали, эти стуки были, как позывные азбуки Морзе.
Потихоньку вышла в коридор. «Кто там?» – дрожащим голосом спросила женщина и услышала: «Хозяйка, мы свои, красноармейцы, открой, совсем замёрзли».
Не раздумывая, Степанида открыла двери. С метелью в хату вошли с ног до головы заснеженные вооружённые солдаты. Было их семеро, совсем обессилевших и голодных, едва державшихся на ногах. И ей всё стало ясно. «Раздевайтесь, шинели повесьте у печи». А сама уже суетилась у стола. «Раненый у нас, ему бы помочь в первую очередь», – сказал один из вошедших. И, усадив бойца на лавку, начал снимать с него сапоги. Степанида достала из печи чугунок с тёплой водой. Пока старший, так определила Степанида, возился с раненым, она разрывала на длинные полоски чистую простынь, которую достала из сундука. Протянула бутылку: «Возьмите, это самогон, уж года три стоит без дела, надо промыть, чтоб заражения не случилось».
Когда красноармейцы сели за стол и лампа осветила их лица, Степанида ахнула: «Да у вас обмороженные лица!» На что старший ответил: «Лица – это не беда, заживут. Укрой нас, хозяйка, у себя на два-три дня, уж сильно мы изнемогли, а нам надо во что бы то ни стало к своим добраться».
— Так немцы же в селе, они и вас, и меня вместе с детьми убьют, если узнают, – негромким голосом ответила Степанида.
Её тело дрожало так, что из рук чуть не выпал кувшин с молоком. Опустилась на лавку и замолчала. Красноармейцы ждали её ответа.
Немного придя в себя, подняла на них полные боли глаза и замерла: «Как похож на Петра!» И представилось ей, что где-то вот так же её Пётр, голодный и замёрзший, уставший от боёв, ждёт помощи.
— В той стороне хаты сеновал, там, правда, корова и куры, но другого ничего не могу предложить. До утра надо высушить вашу одежду, сапоги, а пока отогревайтесь, ночью нас немцы не беспокоят. А сама собирала одежду, одеяла, шубы, всё, что попадалось под руки. «Это – на сеновал, днём не высовывайтесь».
В эту ночь Степанида спать уже не ложилась.
В оккупированном селе фашисты вели себя, как хозяева. Но мужчин, по каким-то причинам не ушедших на войну, не трогали. Они были уверены: Германия победит, и тут им придётся налаживать жизнь по-своему. Свободно ходили по дворам, забирая продукты и живность: кур, гусей, овец, всё, что попадалось под руки.
Перед приходом немцев в село из колхозной кладовой успели раздать жителям все продукты, которые там были, поэтому людям удалось какое-то время продержаться. Голод пришёл в 1943 году. Есть было уже нечего.
Наступивший день выдался светлым и тихим. Метель прекратилась, а из-за горы вышло яркое солнце.
В хату без стука вошли двое фрицев. Один направился в хозяйственную половину, где находились куры. «Пан, пан, – опередила фрица солдатка, – яйки вот, возьми, я их уже забрала». И тут увидела лестницу, приставленную к чердаку, которую она забыла убрать после того, как красноармейцы залезли туда. Перепугалась. Но фриц молча взял яйца и вышел во двор. Другой хотел заглянуть в чугунок, стоявший на столе, но, взглянув на детей, смотревших на него с испугом, пробормотал: «Гут, гут, кушайте». И поспешил за своим напарником.
«Слава богу, пронесло!» – Степанида перекрестилась на святой угол. Теперь она с вечера снимала с гнездовий яйца, и заготовленную корзину выставляла к утру перед немцами. Сейчас её занимала мысль: как там ночные гости, чем их кормить? Перед глазами: обмороженные лица, дырявые портянки и пустые вещмешки. Наказав детям залезть на печь, поспешила к соседке.
«Настя, у тебя должен быть гусиный жир, одолжи, Ванька руки подморозил, вздумалось ему снежную бабу лепить с вечера, всю ночь выл». Соседка молча протянула Степаниде стеклянную банку. «Помажешь сколь надо, остальное вернёшь». И начала наливать борщ в большую железную чашку и раздавать ложки малолетним пацанам, сидевшим за большим столом.
— Да чего тут возвращать, тут же его совсем кроха.
— А у твоего Ваньки что, руки, как лопаты? – и посмотрела на соседку. А Степанида не знала, как ответить, хотя понимала, что без Настиной помощи ей не обойтись.
— Да не Ваньке это надо, – призналась она, – а нашим красноармейцам. Ночью сегодня пришли, все обмороженные. Спасать их надо.
— Да ты что, а если?.. – И, не договорив, села на лавку. Слёзы градом потекли из её глаз.
— Может, и мой Фёдор где-то вот так бедствует, — всхлипывала Настя, передником вытирая мокрое от слёз лицо.
— Я тебя ещё попросить хочу, — говорила Степанида, сочувственно глядя на Настю, — носки им нужны, варежки, может, бельё какое от твоего Фёдора осталось?..
И, не договорив, подошла и обняла соседку за вздрагивающие плечи.
Построив с Настей план дальнейших действий, Степанида покинула соседку. Мысленно прося бога, чтобы всё обошлось благополучно, зашла в хату и остолбенела: за столом сидел немец, тот, который приходил чаще других, чтобы поживиться продуктами. И тут же – все пятеро детей. «Матка, не бойся, – с трудом произнося русские слова, сказал фриц. – У меня в Германии тоже есть дети: айн, цвай, драй, я скучаю очень, очень. Не бойся, никто вас не обидит». Погладил по голове самого младшего и вышел из хаты.
Так прошло трое суток. Днём красноармейцы отсиживались на сеновале, а ночью спускались с чердака, отогревались, ели, перевязывали раненого бойца, ни на минуту не теряя армейской бдительности. К исходу третьего дня старший сказал Степаниде:
— Завтра ночью мы уйдём. Больше находиться здесь не можем. Попросить вас хочу, помогите с продуктами, не известно, сколько нам ещё придётся скитаться, прежде чем доберёмся до своих. Если не затруднит, испеките хлеба в дорогу.
В назначенное время все вышли из хаты и остановились у колодца. Старший, вешая на плечо винтовку, подошёл к Степаниде: «Спасибо вам за то, что спасли нас от голода и холода. Останемся живы, обязательно отблагодарим вас, Степанида. А фамилию вашего мужа я запомнил: Молчанов, держит оборону под Сталинградом»
Зайдя в хату, она сняла с себя одежду и встала на колени перед иконами. Просила бога, чтобы помог красноармейцам благополучно добраться до своих. Благодарила за то, что дал ей силы не сломиться в эти трудные и опасные для неё дни. И просила за своего Петра, чтобы остался живым и вернулся домой. Облегчённо вздохнув, оглянулась: позади стояли все пятеро детей.
Ночью неожиданно пошёл снег. Крупными ватными хлопьями он валил на землю, укрывая следы бойцов Красной Армии, уходивших навстречу новым испытаниям во имя Великой Победы.
Валентина НАРЫЖНАЯ,
член Союза писателей России.
Станица Новомарьевская.
Этот рассказ в PDF-версии газеты «Родина» от 6 июля 2017 г. на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.