Я не помню начала войны, но хорошо помню её окончание. Не помню своего отца, который в 1941 году ушёл на фронт и сразу погиб, оставив ораву малышей на руках матери.
Помню голод, слёзы поседевшей и постаревшей вмиг матери, холодный и сырой подпол, где пережидали бомбёжки. Мать с рассветом уходила в город на заработки, оставив нас под присмотром старшей 13-летней Зинаиды. Возвращалась она поздно. Бессильно присев около стола, смотрела в одну точку. Зина хлопотала у печи, выкладывая из материнского мешка мёрзлый картофель, аккуратно завёрнутые в холщовую тряпицу несколько ломтей хлеба и кубики сахара. Перед сном мать долго шептала что-то иконе в углу, а потом выходила во двор и, подняв худые руки к небу, просила у бога прощения. Прижав носы к единственному уцелевшему после бомбёжки окну, мы смотрели на неё. В отблесках далёких взрывов и пожарищ мать в эти минуты была похожа на сухое одинокое дерево.
Я помню, как вечерами чинно она собирала нас за столом, накрытом заботливой Зинаидой белой скатертью. При свете дрожащего и коптящего самодельного фитиля Зинаида перечитывала два единственных треугольника-письма с фронта. Текст мы знали наизусть. Зинаида, слюнявя карандаш, писала ответ под диктовку матери. Нам было тепло и радостно от слов, что всё у нас хорошо, мы сыты, здоровы и изба наша не попала под бомбёжку. Потом мама доставала из сундука краюху чёрного вязкого хлеба и делила на девять равных порций. Не уронив ни крошки, она отщипывала нам от своего кусочка добавку и раздавала по кубику сахара.
Конечно, мы могли съесть намного больше, но мама, поцеловав нас в белобрысые макушки, отправляла спать. Бережно убрав в недра сундука оставшийся хлеб, она шла к иконе. Мы глазели на неё, укрывшись лоскутным единственным одеялом, сшитым заботливыми руками Зинаиды. Утром мать, как всегда, бежала на заработки. Письма она заносила на почту, надеясь на скорейший ответ с фронта.
Похоронка на отца пришла в январе 1945 года, потерявшись где-то на три года…
Однажды утром, пошарив на дне уже пустого сундука, обведя комнату грустным взглядом, мать в очередной раз собралась на заработки.
Я помню, как, открыв тяжёлую чёрную от пожара и покосившуюся дверь, она вскрикнула и осела на пол, держась за косяк. Подбежав, мы увидели: на молодой зелёной траве у порога на обрывке мятой газеты лежали две круглые буханки хлеба и стояла большая бутылка молока!
Помню удивлённые глаза матери и радостные улыбки на худых лицах братьев. И вкус нескольких глотков этого молока! И кусочки хлеба, нарезанные в этот раз мамой чуть больше обычного. Он был настоящим! Он пах хлебом, тёплой печкой, уютным домом, надеждой! Кто принёс, так и осталось для нас загадкой.
… Это было майское утро 1945 года.
Максим МАНСАПОВ.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 4 мая 2017 г.на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.