К 75-летию начала Великой Отечественной
Представим себе невозможную ситуацию: удалось воскресить советских воинов, павших на поле брани в первый период Великой Отечественной войны. Что бы мы им, ожившим, сказали? Вы потерпели поражение? И что бы они нам ответили на это? Они задохнулись бы от возмущения и обиды, приняв эти слова за обвинение. И сказали бы: «Да, мы погибли, но мы омыли корни победы кровью своей».
Так что же мы заученно твердим о катастрофе в начальный период войны и с упорством выискиваем её причины? Одни говорят, что виной наших бед был И. В. Сталин. Другие утверждают, что всё дело во внезапности нападения. Третьи винят военачальников, которые допустили просчёты в планировании стратегии и тактики войны. Четвёртые указывают на наивность советских людей, которые верили в то, что свой брат рабочий – немецкий солдат – не посмеет стрелять в братьев по классу и т. д.
Не будем анализировать всю эту аргументацию, доля правды, возможно, содержится и в ней. Однако есть лишь одно исчерпывающее объяснение неудачного для нас начала войны: немцы были попросту сильнее. Говоря словами Н. В. Гоголя, которые он вложил в уста Тараса Бульбы, сила пересилила силу. К началу 1941 года немецко-фашистские войска имели трёхкратное, а на главных направлениях ударов четырёх-пятикратное превосходство в живой силе и боевой технике. Они также превосходили нас качеством техники и моральным духом. А как же! Покорители всей Европы!
Объяснить превосходство немцев над нами не сложно, если только не забывать об объективности: мы были молоды, и враг был объективно сильнее.
О молодости страны
В борьбу с фашизмом вступила совсем молодая по историческим меркам страна: нашей политической системе насчитывалось тогда каких-то 20 лет, промышленности – 15 лет, считая от XIV съезда ВКП(б), коллективному сельскому хозяйству, считая от XV съезда ВКП(б), – 10 лет.
Здесь нет никаких преувеличений: СССР в 1941 году был страной-подростком, на которого навалился взрослый дядя с уголовным прошлым. Кто бы стал упрекать подростка, что он не дал сразу этому дяде достойный отпор? Мы же, когда рассуждаем о наших неудачах начального периода войны, упрекаем и обвиняем предков своих, дескать, отступали, сдавались в плен, сдали территорию страны до самой Волги и т. д. Повторяем: сила пересилила силу…
О силе врага
История отвела нам слишком короткий срок, не позволивший к 1941 году стать вровень с наиболее развитыми странами мира. И потому фашистская Германия имела следующие явные преимущества перед нами.
Личный состав: врагов было численно больше. Ведь мы воевали не только с Германией, но и со всей покорённой фашистами Европой. В июне 1941 года в войну против нас на стороне Германии, не считая завоёванных ею стран, выступили Венгрия, Дания, Испания, Италия, Норвегия, Румыния, Словакия, Хорватия и Чехия. Одна Австрия дала вермахту 17 дивизий, включая отборные части горных стрелков, доставивших много хлопот в Заполярье и на Кавказе. Гитлеровцы имели на восточном фронте 258 дивизий и 16 бригад, в число которых входили 66 дивизий и 13 бригад их европейских союзников. Всего около 2 млн европейцев – не немцев – воевали против СССР.
Вооружение: враг обладал большим по численности и лучшим по качеству оружием. Германия захватила новое вооружение 92 французских, 22 бельгийских, 18 голландских, 12 английских, 6 норвежских и 30 чехословацких дивизий. И вся эта масса вместе с германской была брошена на СССР. У нас же просто не было времени для разработки и производства оружия нужного качества и количества. К тому же, страна находилась в международной изоляции, и ждать нам помощи было не от кого. Помощь от Германии не в счёт. Её новейшими разработками мы не могли воспользоваться – было уже поздно. Конечно, кое-какую помощь после заключения пакта о ненападении Гитлер нам оказывал, но только с прицелом, что эта помощь очень скоро в ходе войны возвратится самой Германии.
Экономика: враг имел в своём распоряжении экономическую мощь всей Европы. Фашисты примерно на треть были вооружены танками и бронемашинами, изготовленными на чешских заводах; почти каждый третий снаряд был сделан из шведской руды; из шведской стали на 70% состояли немецкие танки; почти весь нужный вольфрам поступал из Португалии; сверхточными приборами Гитлера снабжала «нейтральная» Швейцария, а швейцарские банки щедро финансировали военные операции рейха; французская промышленность изготовила для Германии 13 тыс. автомобилей; от одной маленькой Бельгии Гитлер получил столько машин, сколько соответствовало почти трём четвертям автопарка РККА на июнь 1941 года. Даже в варшавском гетто производились патроны для немецкой армии.
Враг имел двухлетний опыт ведения современной войны. Красная Армия такого опыта не имела. А он даётся только войной, которую в мирных условиях никакими ухищрениями смоделировать невозможно.
Итак, мы отступали, ибо враг был попросту сильнее: он превосходил нас количеством и качеством личного состава и боевой техники, экономической мощью, опытом ведения войны. И потому поначалу воевал лучше. Мы были обречены на временные поражения. Остановить тогда немецкую машину не смог бы никто. Если кто в этом сомневается, пусть назовёт хотя бы одну страну, кроме СССР, которая выстояла или могла бы выстоять против гитлеровских орд.
Почему можно говорить о нашей победе в самом начале войны? Мы в то время победили в нескольких смыслах.
Выстояли, т. е. не были разгромлены, подобно европейским странам, когда мало кто в мире сомневался, что нам предстоит поражение.
Мы быстро извлекли уроки из неудач начального периода войны – заложили фундамент будущих побед. Уже в 1942 году слёзы и пот, пролитые нашим народом в период коллективизации и индустриализации, кровь первых военных неудач отлились в бесчисленные колонны танков, армады самолётов и горы снарядов и патронов.
Мы нанесли более чем ощутимый урон германским войскам. Изначально главное превосходство фашистов заключалось в авиации – полная безнаказанность в небе. Так и было. Но уже в первый день войны фашисты потеряли 200 самолётов. К 1 сентября 1941 года были уничтожены все самолёты, на которых фашисты начали войну с СССР. Значимыми были потери не только в авиации. В боях под Ельней за одну неделю немцы потеряли убитыми столько же, сколько перед этим за целый год войны в Европе. А в декабре 41-го под Москвой немцы вообще были обращены в бегство.
Мы сорвали главный замысел Гитлера на победу в молниеносной войне. Ставка на её скоротечность была стержнем стратегии Гитлера. В известном плане Барбаросса говорилось: «Германские вооружённые силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании ещё до того, как будет закончена война против Англии». Шапкозакидательством генералы вермахта не страдали. Их блицкриг был основан на успехах германского оружия в мировой войне.
Вот эти успехи: кампания в Греции заняла 21 день, в Польше и Бельгии – 18, во Франции – 14, в Норвегии – 13, в Югославии – 12, на Крите – 11, в Голландии – 5 дней. На завоевание Дании гитлеровцы вообще потратили 24 часа.
С Россией Гитлер рассчитывал разделаться примерно так же – два-три месяца, максимум – пять. Поправка делалась лишь на большие расстояния. К 25 августа должны были пасть и Москва, и Ленинград.
Но уже в начале августа всем стало ясно, что блицкриг не состоялся.
На деле он оказался авантюрой Гитлера, стоившей ему всего. Фюрер не пожелал учесть ни исторический опыт войн Запада против России, ни национальные особенности нашего народа, ни преимущества социалистического общественного строя. О возможных неудачах Гитлер и слышать не хотел. К войне зимой Германия не готовилась вообще, а у нас она бывает лютой. А настоящий военный план немыслим без просчёта худшего варианта развития событий и подготовки к ним. Вермахт же, уверенный в своей победе, его не имел. И поплатился.
Таким образом, страна не была сметена блицкригом, подобно той же Франции.
Красная Армия не только не погибла, но и, измотав противника, начала бить его. Вот почему начало войны для СССР не было катастрофой.
Подведём итог. Представим себе, что один человек внезапно напал на другого и кричит ему, угрожая: «Я тебя сейчас уничтожу!» Но ни быстрого, ни медленного убийства не происходит. Более того, тот, кто бахвалился, сам получает хорошую трёпку. Можно ли в этом случае говорить, что один потерпел поражение? И не похожий ли сценарий мы наблюдали в начале Великой Отечественной войны?
Да, нас поначалу били, но били и мы. Мы учились и научились побеждать. Кто говорит о том, что она досталась нам слишком большой ценой, тот, видимо, не задумывается о цене поражения, которого не произошло.
Мы помним о подвигах отцов и дедов. Мы скорбим об ушедших и гордимся живыми.
В. И. ГОНЧАРОВ,
первый секретарь СКК КПРФ,
депутат Госдумы России.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» № 23 (1128) на сайте ЦК КПРФ.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» № 23 (1128) на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.