Я решил рассказать вам, уважаемые читатели, о Великой Октябрьской социалистической революции, о том, что стало её стартом, как она жила и как умерла. Учитывая, что предполагается опубликовать серию моих статей, хотел бы заручиться доверием читателей. Как это сделать? Рассказав о жизни, особенно – об отце. Как известно, яблочко от яблони…
В предыдущей статье («Родина» № 1, 2016 г.) я привёл примеры противоречивых и ложных утверждений об Октябрьской революции. Беда в том, что во многих публикациях приведена смесь правды и лжи, а то и одна ложь. Хотя есть авторы, которые говорят правду. Но – поди разберись, где правда, а где ложь. Как в доступной информации выудить правду?
Я сравниваю написанное или услышанное с тем, что сам видел, слышал, пережил. По возрасту я почти ровесник Октября. Так что знаю, что такое НЭП, коллективизация, раскулачивание, репрессии 30-х годов, неудачи начала Великой Отечественной… Познал и горечь поражений, и сладости побед. Значит, я — свидетель советской и постсоветской истории, которую не просто созерцал, а был реальным субъектом исторического процесса, как говорят учёные.
Я – беспартийный, никогда не состоял в Компартии. Казалось бы, что моё служебное положение вынуждало носить партбилет в кармане. Но в начале трудовой деятельности, когда я работал главным инженером совхоза, вступление в партию не состоялось из-за отсутствия необходимой временной осёдлости. Потом, став преподавателем института, осознал, что партийная работа требует много усердия и времени, которых у меня не оставалось от забот служебных, от деятельности писательской и журналистской. К тому же, хотелось иметь всегда собственное мнение и поступать вне зависимости от партийных установок.
Мой отец, будучи солдатом, в 1921 году вступил в партию. После демобилизации встал во главе партийной организации села Протопоповка Александрийского района Днепропетровской области. В то время партийная организация была центром всей сельской жизни. Здесь и помогали, и судили, и миловали…
Жили мы в небольшом домике, в котором была одна дверь – входная в коридор. Направо – проём в комнату, где жили мы, малышня, а налево – проём в комнату родителей. По вечерам отец принимал «ходоков». С просьбами, жалобами, требованиями, со всевозможными недоразумениями и бедами приходили к нему и бедняки, и середняки, и кулаки…
Рано взрослеть мне пришлось. Жизнь большого села Протопоповка и маленькой Косовки была на моих глазах. Я не мог не видеть и не слышать тех, кто приходил к отцу, воспринимал, анализировал слова посетителей…
Наш дом дважды поджигали кулаки. Первый пожар в детской памяти воспринимается лишь огненным заревом. А второй пожар и сейчас у меня в глазах до мелочей. В восстановлении дома после второго пожарища принимал участие и я, помогая маме месить глину с порубленной топором соломой для изготовления самана.
На отца совершались покушения. Выжил. Погиб в августе 1941 года при защите Киева.
Особо напряжённой была его жизнь в период коллективизации, которую он провёл безукоризненно, заслуженно был направлен на учёбу в Харьковский коммунистический университет имени Артёма, имея лишь четырёхклассное образование церковно-приходской школы. После успешного окончания университета он был назначен начальником Васильковского райземотдела Днепропетровской области. Через три года… репрессирован по личному указанию первого секретаря Днепропетровского обкома партии Менделя Хатаевича.
Так что я знаю не понаслышке, что значит быть сыном «врага народа». Примерно через год было выявлено, что Хатаевич сам стал «врагом народа», и всех, кто был репрессирован им, реабилитировали. Реабилитирован был и мой отец. Его назначили секретарём территориальной партийной организации, в которую входили сёла и хутора южной части Криворожского района области.
Переехали мы в село Зелёная Балка, поселились в доме бывшего кулака. Дом был побольше прежнего, но вновь без внутренних дверей. И повторилась у меня жизнь прежняя, наш дом вновь был заполнен «ходоками» из подопечных отцу сёл и хуторов. Основными темами обсуждения были репрессии «врагов народа». Отец заводил на эту тему разговор и со мной, давал прочитать газеты. Так что жизнь сёл и хуторов была на моих глазах.
Таким образом, и о репрессиях 1935-1937 гг., и о реабилитации 1938-1940 гг. я знаю без «добавлений» и «изменений», которыми заполонили те, кто ничего этого не видел и не слышал.
Мой отец входил в командный состав Красной Армии и рассказывал мне, кто из этого состава и почему были репрессированы, как это отразилось на боеспособности.
В 1939 году отец участвовал в освобождении Западной Украины и Западной Белоруссии. Что там было, я знаю из первых рук.
Да, начало Великой Отечественной войны было безрадостным. Отступали. Предательство. Вредительство. Измены. Шпионы. Диверсанты. Провокаторы… Со всем этим я столкнулся в самом начале войны. Мне было ясно, почему утром 22 июня наши самолёты не взлетели навстречу врагу, а стояли беззащитными под бомбами фашистских стервятников. Всю войну я прошагал рядом с солдатами нашей родной армии.
В хрущёвский период был участником его кукурузной эпопеи, но стал в оппозицию, поэтому чуть не попал в Магадан или в психушку.
В горбачёвский период будучи участником «детища» Горбачёва-Кулакова «ипатовского метода», делал всё от меня зависящее, чтобы сократить потери зерна, вызванные применением этого метода с его стопроцентной раздельной уборкой хлебов. Участвовал я и в горбачёвском «красногвардейском эксперименте» по «возрождению» МТС и помог ему бесславно «почить».
Исходя из изложенного, у вас, уважаемый читатель, появляется возможность определиться – верить мне или нет.
Николай БУГАЙЧЕНКО.
Ставрополь.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» на сайте ЦК КПРФ.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.