В первых числах августа 1942 года начались чёрные месяцы немецко-фашистской оккупации Ставрополья. На станицу Новоалександровскую 31 июля было сброшено несколько бомб, а 1 августа гитлеровцы ворвались на её улицы.
В июле 2000 года в районной газете было опубликовано сообщение: «Расшеватцы, вам письмо из сорок второго. Вчитайтесь в эти имена!». Письмо, датированное 11 августа 1942 года, житель Новоалександровска Алексей Дмитриевич Андросов обнаружил в стене старого дома по улице Советской. На письме значилось: «Передайте в станицу Расшеватскую». Его автор Василий Иванович Сидоров назвал имена 27 жителей, которых фашисты увозили в плен.
О том, что война с захватчиками и увековечение подвига победителей стало делом всенародным, свидетельствует активное участие жителей в работе редакции по выяснению судеб земляков, попавших в плен.
Уже в день выхода газеты поступило несколько звонков. Затем пришли и позвонили десятки людей: и те, кто располагал сведениями, и те, кто волновался, удалось ли нам узнать что-нибудь, и те, кто хотел поделиться воспоминаниями об оккупации.
Кто же он, автор письма? Оказалось, ему посвящена экспозиция в музее станицы Расшеватской. Его директор Владимир Васильевич Чернышов показал нам довоенную семейную фотографию. На ней — Вася Сидоров с отцом и матерью. Его племянница Людмила Юрьевна Сербина принесла нам газету, выпущенную в 1983 году, где была помещена статья о Сидорове.
«Он был настоящим человеком, красивым внешне и внутренне. Требовательный к себе, с первого по десятый класс оставался круглым отличником, — писала его сестра Фролова. — Недаром ему, мальчонке, было присвоено звание Ударника первой и второй пятилеток. Он возглавлял комсомольскую организацию школы. Вася очень болезненно воспринял нападение немецко-фашистских захватчиков на нашу Родину, хорошей работой старался помочь фронту. Такой человек не мог оставаться в оккупации. И когда немцы подходили к станице, ушёл с частями Красной Армии. О смерти Васи сообщил его однополчанин Богданов. Он писал: «Сидоров был мужественным человеком и погиб, как настоящий солдат».
Фролова писала: отец Василия Сидорова так же честно воевал и вернулся домой инвалидом.
Вспоминая погибшего сына, он со слезами на глазах говорил: «Нужно хорошо работать, помогать фронту. Только так я смогу отомстить за него».
Но где, при каких обстоятельствах погиб Василий Сидоров, оставалось загадкой.
Вскоре в редакцию пришёл житель города Гавриил Иванович Жуков, один из тех, кто был назван в числе пленников, и рассказал:
— Накануне вступления немецких оккупантов в станицу Расшеватскую мы, не призванные по возрасту в армию мужчины — одним было по 50 лет и больше, другим не было 18, — ушли на восток вслед за отступавшими частями регулярной Красной Армии. И были захвачены в плен у станицы Прочноокопской. Фашисты отправили нас на запад в сторону Ростова. Когда проезжали через Новоалександровскую, Василий Сидоров, видимо, и нашёл способ оставить письмо. Как Васе удалось передать его и кому, я не могу понять.
Гавриил Иванович рассказал о том, что пленники использовали малейшую возможность для побега:
— Мы с Мишей Горловым сбежали одни из первых и вернулись на свой хутор. Как все, я работал, а в 1943 году был призван в армию. Воевал в составе 1-го Белорусского, затем 1-го Украинского фронтов. Войну закончил снайпером в польском городе Сандомире. Трижды ранен. Дорогую мне медаль «За отвагу» получил за участие в форсировании реки Южный Буг. Имею орден Отечественной войны I степени и другие награды. После войны 41 год работал в автоколонне 1717.
Гавриил Иванович рассказал, что в плен он попал вместе со своим отцом Иваном Петровичем Жуковым. Как человека немолодого, немцы заставили его убирать хлеб и не особенно охраняли. Тогда-то он и бежал.
Упомянул Гавриил Иванович и о том, что в плен вместе с отцом Антоном Петровичем попал и Михаил Мамонтов. Приехал из Григорополисской племянник Михаила — Александр Николаевич Мамонтов, позвонила Алла Ивановна Ремшеева, племянница Миши. От них мы узнали, что Антон Петрович Мамонтов был сильным мужественным человеком. Прошёл три войны, имел четверых сыновей и четверых дочерей.
Михаил был старшим, с ним Антон Петрович и ушёл с оккупированной территории, а затем попал в плен.
Судьбы отца и сына сложились по-разному. Под Таганрогом пленных разделили: молодых фашисты отправили в каменоломни, пожилых — дальше на запад. Вот тогда Михаил и совершил побег. Вернулся домой. В феврале 1943 г. полевым военкоматом был мобилизован в Красную Армию. Его фронтовая судьба оказалась роковой.
Наш земляк Николай Маркович Курилов, освобождённый из фашистского плена в Греции, видел Михаила в лагере военнопленных. С тех пор о нём ничего не известно, в семье Мишу считают пропавшим без вести. Но его светлый образ живёт в памяти людей.
Вера Ивановна Вершняк рассказала о том, как Мишу Мамонтова провожали в армию: «Мы вместе провели молодость, расставаться было очень жаль. Пешком провожали до Григорополисской, вместе с родными наших парней три дня были с ними, пока их не увели. Богинин и Елфимов, упомянутые в письме Васи Сидорова, уходили на фронт вместе с Мишей».
А отца Миши Антона Петровича Мамонтова освободили и плена бойцы Красной Армии. При освобождении завязался бой. Антон Петрович был ранен в обе ноги, долго болел и умер в 1953 году.
Позвонил в редакцию бывший директор Красночервонной средней школы Иван Яковлевич Федосов. Он сообщил, что упомянутый в списке пленных Василий Васильевич Хвостов — его родной дядя, брат мамы. Семье ничего не известно о его судьбе.
Читатель Иван Васильевич Лопатин поведал о том, что Михаил Михайлович Зайцев, названный в письме, после пленения вернулся в станицу Расшеватскую. По-видимому, бежал. Затем воевал, был ранен. После войны работал учётчиком в тракторной бригаде, но рано умер.
Упомянутый в списке Чаплыгин тоже после побега был призван в армию и воевал вместе с известным в Новоалександровске ветераном войны, директором школы Ефимом Прохоровичем Лютиковым, а после войны работал заведующим отделом кадров в своём колхозе.
Клавдия Михайловна Ермичёва, которой во время оккупации было 13 лет, сообщила, что после ухода на фронт Васи Сидорова комсомольскую организацию возглавила его заместитель Маша Зайцева, позднее известная в районе учительница Мария Ивановна Лютикова. Активисты узнали, что в расстрельном списке фашистов её фамилия стояла первой, и прятали её на окраине.
Многое о судьбе своих земляков, названных в списке пленных, поведал житель станицы Расшеватской Пётр Петрович Кораблинов, у которого мы побывали по его приглашению. Он с чувством восхищения рассказывал о том, каким заводилой среди сверстников был Вася Сидоров, а девять самых молодых расшеватцев, оказавшихся в плену, действительно бежали вскоре после пленения и были призваны потом в армию.
Кроме тех, кого я уже назвала, в числе бежавших был и Миша Иванов — тот самый Михаил Трофимович Иванов, который, пройдя весь ад Великой Отечественной, вернулся в 1946 г., закончил институт, работал учителем в Расшеватской средней школе, потом возглавил орденоносную Григорополисскую среднюю школу, стал кандидатом педагогических наук и проректором Ставропольского Государственного педагогического института.
Ипат Чаплыгин был освобождён красноармейцами, вернулся в Расшеватскую и работал рядовым колхозником.
Василий Александрович Маликов также избежал судьбы пленника, живёт на Урале и как-то побывал в гостях в родной станице.
Иван Андреевич Пилюгин в том далёком 42-м из плена бежал, ушёл в армию, воевал, был комиссован по ранению. Работал трактористом. Примечательно, что Кораблинов помнил своего земляка Михаила Михайловича Зайцева, воевавшего в Красной Армии, а после войны работавшего в станице учётчиком.
В то же время Гавриил Иванович Жуков рассказывает о Михаиле Андреевиче Зайцеве, который до сих пор считается без вести пропавшим. Кого из Зайцевых назвал в своём письме Вася Сидоров, осталось загадкой.
Несомненно одно: огненный вихрь войны опалил судьбы столь многих людей, и так нам горьки наши потери, что нельзя забывать ни о ком.
Василий Ильич Черноусов, по словам Кораблинова, боевой парень, настоящий казак, любивший лошадей, отличный работник, тоже бежал из плена, воевал, трудился в родном колхозе.
Трагически сложилась судьба Николая Черноусова. В плену ему предложили вступить в армию предателя Родины генерала Власова. Он отказался, бежал, но без вести пропал. По некоторым данным, воевал и был убит в плавнях Кубани.
Василий Тихонович Бавинов бежал, воевал, после войны работал в родном колхозе.
Вера Кузьминична Момотова сообщила, что с Иваном Петровичем Синицыным она вместе работала в 1-й бригаде местного колхоза, а в молодости состояла в одной комсомольской организации. Когда вернулся с войны, он рассказывал о побеге из фашистского плена, о том, как он и его товарищи разорвали тент на грузовике, в котором ехали, и прыгали на ходу.
Читатель Елфимов рассказал: упомянутый в списке Михаил Александрович Елфимов — его родной брат. Миша тоже бежал тогда из плена, вернулся домой, был призван в армию, и с тех пор его судьба не известна.
Ничего не удалось узнать о судьбах Ивана Ивановича Кораблинова и Павла Кравцова.
Обо всех, кто отдал жизнь за Родину, — светлая печаль.
Но есть беда страшнее смерти.
В ходе поиска нам стало известно, что двое из попавших тогда в плен наших земляков не отказались от службы в армии генерала Власова и воевали на стороне врага. Есть архивные документы, подтверждающие это. Но стоит ли здесь говорить о тех, кто оказался неготовыми к нелёгкому выбору между позором и смертью? Их поступок — жестокий приговор, который они вынесли себе сами.
А теперь — о самом главном. О том, чем увенчался наш поиск. О светлом и чистом, о горькой утрате.
К нам пришёл тот, кто был в списке первым — Иван Григорьевич Богданов.
Узнав о нашей публикации, он приехал из Ростова, лично поблагодарил за поиск и сообщил:
— Действительно, я находился в той машине вместе со своими товарищами. Нас повезли в Песчанокопскую. Там заставили обустраивать лагерь — рыть окопы, землянки. А в конце сентября повезли в Ростов. Недалеко от Егорлыкской сделали привал у кукурузного поля, вблизи которого была лесополоса. И мы втроём вместе с Васей Сидоровым и Мишей Ивановым по-пластунски проползли через поле и оказались в лесополосе. Немцы нас не досчитались, стали стрелять в воздух, кричать, но мы были уже далеко. Дома пришлось долго скрываться. Я как комсомолец попал в список неблагонадёжных. Было очень страшно. И особенно страшными были дни и ночи, когда озверевшие немцы стали отступать. В январе 1943 г. пришли наши. На следующее утро после освобождения станицы я был уже в сельсовете. Меня призвали в армию. Стал воином 77-й стрелковой дивизии. Василий Сидоров, Ростислав Жаглин и я служили вместе в одной роте связи 276-го стрелкового полка. В плавнях Кубани Василий и Ростислав погибли в бою за хутор Штейнгард у реки Протока. Василий ночью устранял порыв линии связи и был убит. Ростислав лежал вместе со мной у дерева возле дома. Снаряд или мина попали в Ростислава, я нашёл только его ногу. Мне повезло — посекло осколками только шинель, брюки и сапоги…
О своём дальнейшем боевом пути Иван Григорьевич написал в монографии «Штурм Сапунгоры и освобождение Севастополя».
Вот так мы узнали о том, как закончил свой боевой путь Василий Сидоров. Но не успели переслать Ивану Григорьевичу номер газеты с публикацией о результатах нашего поиска, как договаривались: Богданов скончался в Ростове через две недели после нашей встречи.
Незадолго до смерти старый солдат нашёл в себе силы приехать в наш город и исполнить последний долг перед погибшими товарищами.
В.П. ЛЕНКИНА.
Новоалександровск.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 30 июля 2020 года на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.