Каждый год в двадцатых числах января жители Ставрополья отмечают очередную годовщину освобождения края от немецко-фашистских захватчиков. Мои детские воспоминания начинаются именно с августа 1942 года, хотя тогда мне было всего три с половиной года. Весь полугодовой период оккупации Ипатовского района и родного села я пережил и помню всё, что происходило со мной и моими близкими.
Село наше Книгино (с 1968 года носит название Октябрьское) — это пять параллельных улиц, протянувшихся на шесть километров с востока на запад. Расположено в низине по берегам в ту пору полноводной речки Кубырла. В день оккупации по моему детскому восприятию со стороны хутора Вавилон и села Золотарёвка по грейдеру выезжала на центральную улицу села, казалось, бесконечная колонна мотоциклов, машин, бронетранспортёров с горлопанящими людьми в чужой военной форме и с бравурной музыкой, бившей по ушам. Часть мотоциклов с колясками, отделившись от общей колонны, завернула на нашу улицу. Мотоциклисты останавливались возле отдельных домов, делали какие-то надписи на их стенах и потом проезжали дальше вдоль улицы.
Вслед за ними в наш, соседние дворы и на территорию начальной школы, расположенной через дом от нашего двора, стали заезжать машины, по виду напоминавшие современные «УАЗики». Одна из них, не останавливаясь, на полном ходу, сбив хилые деревянные ворота, заехала в наш двор. Моя бабушка еле успела оттащить за шиворот меня и мою полуторогодовалую сестру, с которой мы играли в свои детские игры у ворот. Так началась наша жизнь в оккупации.
На нашей улице непрошеные гости, как я помню, вели себя не очень агрессивно. С позиции моего нынешнего возраста причина их непривычного поведения была такова: один миллион самых оголтелых, агрессивных фашистов наши деды и отцы уложили в атаках, в том числе рукопашных боях, уже на пути от западных границ до подступов к Москве, изрядно поколебав их уверенность в силе и безнаказанности. Да и весь 1942 год не был для завоевателей в отличие от начала войны увеселительной прогулкой. Скорее всего, в наше село попали представители последующих волн мобилизации. В основном это были мужчины в возрасте, обременённые семьями и не рвавшиеся на фронт под Сталинград, предпочитая отсидеться в глухом селе.
Однако же молодых учительниц — девчат еврейской национальности, с началом войны появившихся в нашем селе, — куда-то увезли. Назад они не вернулись. Наверное, оказались в числе 86 расстрелянных в двух километрах к востоку от Ипатово рядом с трассой Ипатово — Советское Руно, о чём шептались взрослые сельчане. Среди расстрелянных были коммунисты, комсомольцы, работники сельсоветов, члены правлений колхозов, старики, женщины и дети. Эту грязную работу сделали под контролем таких же «доброжелательных» немцев местные полицаи и пришлые с Дона бывшие белоказаки. Акты Государственной комиссии об этом злодеянии и об ущербе, причинённом оккупантами народному хозяйству и жителям, имеются в районном музее.
Мародёрством и грабежами местного населения с угрозой применения оружия занимались в основном румыны. Моя мать, когда я повзрослел, рассказывала мне, что жители в этих случаях жаловались немцам, квартировавшимся неподалёку, и те, как правило, принимали меры физического воздействия по отношению к своим «союзникам» невзирая на воинские звания последних.
Колхозы (а их было тогда в селе четыре) немцы разгонять не стали. Я думаю, из сугубо прагматических соображений: проще подогнать машину к колхозному амбару, мельнице, ферме, взять сколько надо продуктов, нежели искать и изымать их у селян, научившихся в совершенстве прятать съестное. Немцы на место председателей назначили управляющих из числа местных жителей, и те руководили хозяйствами. Кстати, не допустили самороспуска колхозов именно женщины, к чему призывали горлопаны среди мужиков. Люди к этому времени испытали преимущества коллективного труда, ведь гуртом легче пережить любую невзгоду и прочие беды.
С началом оккупации в селе неожиданно появились несколько мужиков, которых год назад провожали на войну. Своё возвращение они объясняли тем, что, мол, попали в плен, а немцы, узнав, что они из этих мест, отпустили по домам. Вскоре эти мужики надели белые повязки и стали полицаями. С уходом немцев кое-кто из них ушёл с ними, другие пристали к нашим воинским частям после освобождения села.
Отдельные, уцелевшие в войну, отсидели после по 10 лет и появлялись здесь лишь эпизодически. Но долго не задерживались. Отношение жителей и особенно бывших фронтовиков к полицаям, дезертирам и власовцам не располагало к их дальнейшему проживанию в селе. Из него свыше 700 человек (около половины ушедших на войну) не вернулись к своим семьям. Об этих фактах не любят вспоминать, но, как говорится, из песни слова не выкинешь, к сожалению, было и такое.
О положении на фронте в нашем селе не знали, жили, как бы сейчас сказали, в информационном вакууме. Это теперь мы знаем, что битва под Сталинградом завершилась 2 февраля 1943 года полным разгромом фашистской армии. А тогда за две недели до того события, мне, четырёхлетнему, врезалась в память феерическая картина: ночь, метёт вьюга, а вся степь вокруг села сколько видно во все стороны до горизонта — машины, мотоциклы, люди в немецкой военной форме, явно не пригодной для зимы, кто на машинах, кто с велосипедами, кто пешком, причём машины свет не включали. Видимо, у наших не хватало авиации или погодные условия не позволяли разбомбить всю эту свору, которая была на равнине, как на ладони. Лесополос тогда ещё не было, они появились уже после войны, согласно Сталинскому плану преобразования природы.
Такая же картина была и днём. Потом вся масса людей и техники устремилась в сторону Ростова и Краснодара, не выбирая дороги. В обозе этой «великой армии» плелись на верблюдах, повозках все те, кому возвращение Красной Армии не сулило ничего хорошего. Когда я подрос и в учебнике истории СССР увидел репродукцию картины с изображением отступавшей из Москвы наполеоновской армии, мне это очень напомнило отступление из наших мест немцев и иже с ними в январе 1942 года. Куда девались гонор, спесь, высокомерие, имевшие место полгода назад!
А когда пришли наши в полушубках, валенках, розовощёкие здоровые русские мужики, у людей появилась уверенность, что немцы и их прихвостни из «цивилизованной» Европы уже никогда не вернутся в наши края. Так и случилось.
Уходя, фашисты оставили в селе много взрывоопасных предметов. Ребята 10-15 лет (для нас, малышни, большой авторитет) научились их разбирать. Иногда такая «учёба» заканчивалась гибелью или тяжёлыми увечьями. Потом был день Победы и возвращение домой с фронта наших односельчан — израненных, безруких и безногих, слепых, с нарушенной психикой. Тогда ни о какой реабилитации, помощи в адаптации к мирной жизни никто не мог и мечтать. Да и государство не могло себе этого позволить. Значительная часть страны находилась в руинах и разрухе, надо было восстанавливать всё изувеченное войной.
К ущербу, нанесённому оккупацией, добавились в послевоенный год природные катаклизмы — небывалая засуха, приведшая к голоду даже в нашем благодатном крае. Вынесшие все тяготы войны вчерашние фронтовики и труженики тыла сделали всё возможное для спасения детей, и меня в том числе. Нас спасали, но среди взрослых многих не досчитались к тому времени, когда в целом по стране с голодом удалось справиться. Но это уже другая история, о которой, может быть, удастся написать в будущем.
М. ПОПОВ,
первый секретарь РК КПРФ.
Ипатово.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 16 января 2020 года на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.