Как мы и обещали, предлагаем вниманию читателей брошюру Н.Ф. Бондаренко «Пошехонская Россия», в которой дана современная интерпретация книги М.Е. Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина», написанной в XIX веке. Эта книга представляет собой антикрепостнический манифест, который можно поставить в один ряд с «Путешествием из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева. Время крепостничества, считает автор, не прошло. Россия во многом вернулась к общественным отношениям, которые близки к крепостническим или даже к рабовладельческим. Эти отношения не только находят поддержку в некоторых слоях общества, но и идеализируются ими. Автор брошюры исходит из противоположной точки зрения: крепостничество — одна из самых мрачных страниц нашей истории, защищать его в XXI веке — мракобесие.
ВВЕДЕНИЕ
Когда Россия в лице своих правителей отказалась от коммунистического строительства, народ не стал отчаиваться. Были даже случаи самоубийств людей, не выдержавших отказа от избранного большевиками пути развития, но гораздо больше было иного — массовых митингов, демонстраций и шествий в поддержку Б. Ельцина, реформ Е. Гайдара вкупе с А. Чубайсом и прочими «демократами». Эйфория в начале 90-х била через край. Но прошли годы. Не сразу, но стало ясно, что под лозунгом «Больше демократии, больше социализма» людям всучили самый примитивный, дикий и бесчеловечный капитализм с типично русскими и не лучшими особенностями. Многие спохватились, но было уже поздно: его препохабие господин капитал прочно оседлал духовную, социальную и экономическую жизнь российского народа.
«И ладно, — рассуждали люди, — живут же и при капитализме те же Америка, Европа и, кажется, даже процветают. Глядишь, не пропадём и мы…»
И вот третий десяток лет уже так живём. Но где капитализм? Где мощный взлёт производства, который был характерен для стран, переходивших от феодализма к капитализму? Где Форды, Рокфеллеры, Морганы или хотя бы свои новые Демидовы? Что-то не видно их. Да, появились долларовые миллионеры и миллиардеры, так что хоть это у нас, вроде бы, как на Западе. Но что сделали эти богачи для страны? Ничего не сделали, а богачами стали потому, что её обворовали. В России утвердилась не демократия (власть народа), а клептократия, то есть власть воров. В стране властвует не просто буржуазия, а буржуазия криминальная, преступная, клановая.
С позиций же формационного подхода кажется, что мы сделали шаг назад от коммунистической общественно-экономической формации к буржуазной. Но именно «кажется», так как на самом деле страна провалилась в историческом времени гораздо глубже — к формации крепостнической и даже рабовладельческой. Потому-то мы и назвали данную брошюру «Пошехонская Россия. Россия из социалистической стала пошехонской». Пошехонской, как станет ясно из её содержания, — значит, крепостнической.
Нет ли здесь преувеличения? Конечно, есть, но нас больше волнует не преувеличение, а преуменьшение опасности тех процессов, которые происходят, когда не просто реанимируются общественные отношения прошлых веков, но они — отношения купли-продажи, чудовищного неравенства, эксплуатации человека человеком — идеализируются, восхваляются. Причём это делается не столько самими новыми хозяевами России, сколько их обслуживающим слоем, который по инерции называется интеллигенцией.
Вот что заявляет один из светочей этой интеллигенции актёр и кинорежиссёр Никита Михалков, получивший от правительства 300 млн рублей на создание фильма о крепостном праве в России: «Большевики сделали вещь страшную; они стёрли из памяти народа наше культурное наследие, воспоминания о всём том хорошем и светлом, что было в русском народе, включая память о крепостном праве… (Чудовищно: крепостное право Михалков относит к «хорошему и светлому»! — Н.Б.). Ведь что такое было крепостное право? Это патриотизм, закреплённый на бумаге. Человек был связан со своей землёй-матушкой не только чувством долга, но и документально. Крепостное право — мудрость народа, четыреста лет нашей истории».
Самое ценное качество крепостных крестьян, по Михалкову, заключалось в их любви к «твёрдой руке». Он говорит: «С подачи большевиков сейчас в России думают, что крепостное право было чем-то вроде южноамериканского рабства. Но это были отнюдь не отношения раба и хозяина, а сыновей и отца. Многие крестьяне не хотели никакой свободы. Да, иногда помещик порол крестьянина; так и отец же порет своё непослушное чадо».
Это чудовищное заявление баловня советской и «демократической» власти не вызвало шквала негодования не только в правительственных СМИ, что и понятно, но и в средствах массовой информации левой ориентации. Из чего можно сделать вывод, что подобную точку зрения разделяют многие люди — одни по невежеству, другие из-за утраты классового чутья, третьи, напротив, именно в классовых интересах, чтобы оправдать своё нынешнее насилие над народом.
В этих условиях книга Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина», написанная ещё в XIX веке, приобретает особую актуальность. На её основе мы подготовили данную брошюру, полагая, что она будет полезной не только для противников нынешней власти в России, но и для её сторонников, считающих вслед за Михалковым, что эксплуатация человека человеком — нормально, это быдло, этих совков, эту чернь следует пороть и ставить в стойло.
Но это не нормально, а аморально, подло и преступно — защищать и проповедовать в XXI веке власть бича. Однако главную цель этой брошюры мы всё же видим в том, чтобы побудить её читателей самостоятельно прочесть «Пошехонскую старину». Одного этого прочтения для совестливого человека будет вполне достаточно, чтобы таким, как Михалков, не подавать более руки.
- О КНИГЕ, ЕЁ АВТОРЕ И КРЕПОСТНИЧЕСТВЕ В ЦЕЛОМ
«Ночью человек тридцать крестьян (почти вся вотчина) оцепили господский дом, ворвались в спальню, и, повесив барина за ноги, зажгли дом со всех сторон. К утру усадьба представляла уже груду развалин». Так закончил свою жизнь один из помещиков, о котором писал Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине».
Далее, видимо, следует процитировать излюбленные «демократами» слова А.С. Пушкина о русском бунте — якобы бессмысленном и якобы беспощадном. Увы, ошибался великий поэт — смысл у русского бунта был и будет всегда, попробуйте поднять нашего человека на бунт без повода! И с поводом-то нелегко! Смысл же русских бунтов (это для поработителей они — «бунты»; только в VII-VIII вв. в России произошло четыре крупных общественных политических выступления крестьян) заключался в следующем: да, мы пока что крепостные, но мы — люди и не позволим обращаться с собой, как со скотом, а часто даже и хуже, чем с ним!
Что же касается мнимой беспощадности бунта, так те люди, против которых он был направлен, пощады нередко не заслуживали вовсе и часто совершенно незаслуженно её получали. Каждый, кто прочтёт повесть-хронику «Пошехонская старина», в этом убедится сам, да ещё и удивится долготерпению, доброте и склонности крестьян к прощению — тому, что бунты были столь редкими и столь многопощадными, т.е. гуманными.
Читаешь, и не верится, что всё описанное Салтыковым-Щедриным было на самом деле. Удивляется и он сам: «Кто поверит, что было время, когда вся эта смесь алчности, лжи, произвола и бессмысленной жестокости, с одной стороны, и придавленности, доведённой до поругания человеческого образа, с другой, называлась… жизнью?!» Это Щедрин писал именно о той самой России, о потере которой льют крокодиловы слёзы Никита Михалков, а ранее Станислав Говорухин с его «так жить нельзя» (хотя эти слова были сказаны Л.Н. Толстым и именно о крепостном праве).
Салтыков-Щедрин предчувствовал, что ему могут бросить упрёк: «…Вы описываете не действительность, а какой-то ад!» И наперёд соглашался: «Что описываемое мною похоже на ад — об этом я не спорю, но в то же время утверждаю, что этот ад не вымышлен мной. Это «пошехонская старина» — и ничего больше, и, воспроизведя её, я могу, положа руку на сердце, подписаться: с подлинным верно». В другом месте писатель подчёркивает: взялся за перо «не с тем, чтобы полемизировать, а с тем, чтобы свидетельствовать истину». Итак, Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине» ничего не выдумывал, он лишь засвидетельствовал истину. Знакомство с нею вызывает у автора следующие мысли и переживания.
Первое: прочёл и словно бы сам побывал в аду, название которому крепостное право. Думается, подобное испытает каждый современный читатель, ещё не разучившийся чувствовать, то есть любить и ненавидеть.
Читаешь, и сжимаются кулаки, а порой и наворачиваются слёзы: сколько же сгублено судеб и жизней в эпоху крепостничества! Причём сгублено совершенно бездушно, буквально рептильно, бессмысленно, зря! Пластами ложились в землю многие поколения людей, не оставляя после себя ничего иного, кроме нового поколения рабов. Или почти ничего — ведь всё-таки и от рабства они, в конце концов, сумели освободиться, Ленина породить и воспитать, социализм построить и фашизм уничтожить!
Второе: тысячу раз правы революционеры, выступившие против рабства людей — и не только в форме крепостничества, но и в любой иной. Писал же Н.А. Некрасов: «Знаю, на место цепей крепостных / Люди придумали много иных». Да, придумали. Современные цепи спрятаны за словами-масками, такими, как «свобода», «демократия», «права человека», «прибыль», «кредиты», «поручительства», «залоги-ипотеки» и т.п. И мало кто из людей понимает, что сегодня ими маскируется современное рабство — безжалостная, бездушная и бесчеловечная власть капитала.
Увы, ещё меньше тех людей, которые борются с подлинной, говоря словами Льва Толстого, Властью тьмы! Но всё же, всё же, всё же… Огромное историческое достижение трудящихся состоит уже в том, что буржуа вынуждены прятать, маскировать и подкрашивать в цвета СМИ и поп-культуры эти самые вполне современные рабские цепи!
Третье: возникают невольные параллели. Читаешь «Пошехонскую старину», а думаешь о современной России.
И приходят на ум слова вечного проклятия в адрес тех, кто вернул нашу Родину в эпоху крепостного права, и тех, кто приукрашивает или даже идеализирует эпоху крепостничества. Так, в «Литературной газете» (№ 30, 2013) доктор философских (!) наук А. Казин в хвалебной статье о правлении династии Романовых в согласии с Михалковым (может, наоборот) утверждает: «Крепостное право осуществлялось на Руси во многом как родовая, семейная организация жизни». В общем-то, песенка старая и известная: помещик — отец, крепостные — его дети. И-дил-лия какая казинская! Но не было такого, разве что в качестве исключения.
Правилом же было иное, а именно то, что есть в «Пошехонской старине». Он описал крепостное право с натуры, каким оно было в жизни, потому что испытал и пережил его сам в своей душе и своею душой! Можно ли сомневаться в его словах о том, что крепостное право — «омут унизительного бесправия, всевозможных изворотов лукавства и страха перед перспективою быть ежечасно раздавленным»? Ведь описанное им правда, такая, какая она есть, простая и сложная одновременно, как сама жизнь. Только пережив все фазы крепостного права, писал Салтыков-Щедрин, «…я мог прийти к полному, сознательному и страстному отрицанию его». Сравните это высказывание с современными оценками иных антиисторических «историков».
Несколько слов об авторе книги. М. Е. Салтыков-Щедрин (1826 — 1889 гг.) — выдающийся русский писатель, рязанский и тверской вице-губернатор. Родился и вырос в старой дворянской семье, жившей фактически по крепостническим писаным и неписаным законам. Их-то Щедрин и отразил в «Пошехонской старине», повествуя под вымышленным именем Никанора Затрапезного — мальчика из многочисленной крепостнически-купеческой семьи. Салтыков-Щедрин написал «Пошехонскую старину» в 1887 — 1889 годах, т.е. в самом конце своей жизни. Обратим ваше внимание, уважаемый читатель, в год рождения одного из первых и наиболее прямых, открытых и откровенных — не в пример нашим, доморощенным, «стеснительным» российским — возвратителей этой самой пошехонской старины в Европе Адольфа Шикльгрубера-Гитлера!
Видимо, память о крепостном детстве всю жизнь не давала Щедрину покоя, и всю правду о нём, не боясь преследований и гонений, он мог сказать лишь тогда, когда ему бояться было уже некого и нечего. Пошехонье — не населённый пункт в Ярославской области, а вымышленное писателем рабско-крепостническое захолустье, «местность вообще», как пишет он, существующая и живущая во времена крепостного права.
Напомним, крепостное право — общественный строй, при котором богатство, экономическая мощь и сила измеряются не количеством голов скота, не гектарами земли и даже не деньгами, а числом человеческих душ, находящихся в полном повиновении у господ, за счёт почти вполне рабского труда которых эти самые господа живут и существуют.
Главное при крепостном праве — физическое насилие и физическая зависимость крепостного от своего хозяина, от выделяемого и наделяемого им своему работнику участка земли, с которого работник кормит себя, свою семью и детей — будущих крепостных рабов помещика-господина. Сбежавшего крестьянина отлавливали и возвращали помещику. Сначала предусматривались сроки давности побегов, после истечения которых сыск прекращался, потом их отменили вообще: крепостной навсегда прикреплялся к господину.
Крепостничество — самая позорная и дикая, поистине изуверская страница в российской истории. Оно явилось одновременно модернизацией, консервацией и продолжением несколько видоизменённой зависимости честных трудящихся людей от Орды, но уже в виде крепостного рабства перед своими, «родными», «общинными» помещиками и их политической организацией — самодержавно-тираническим государством, возглавляемым царями и императорами — «отцами»- первопомещиками этого звериного общества-государства.
Закрепощение крестьян происходило в несколько этапов начиная с 1497 года (полное освобождение России от Орды в 1480 году) и завершилось в 1649 году. Отменено крестьянской реформой 1861 года (точнее, это год начала отмены крепостного права). Оно просуществовало формально 212 лет, а на самом деле длилось гораздо больше, и даже в 300 лет не укладывается. Вот, собственно, чем являлось 300-летие династии Романовых-Гольштин-Готторптских (1913 год) — 300-летием дикости, изуверства и маломодифицированного рабства большинства трудящегося народа! Вот что празднует — уже 400-летие (!) — нынче «российская общественность»! Император из династии РомановыхГольштинских был и главным олицетворением крепостного рабства, и его самым первым верховным рабом — максимально несвободным и добровольным, причём не в переносном или образном смысле, а в самом прямом и точном.
В сознании многих людей прошлого и современности бытует мнение, что с отменой крепостного права оно умерло, как умирает человек. На самом же деле всё было иначе. Хотя старая крепостническая «злоба дня» и пропала, но, умирая, «отравила и новую злобу дня, — писал М. Е. СалтыковЩедрин, — и что несмотря на изменившиеся формы общественных отношений сущность их ещё остаётся нетронутою».
Можно подтвердить, что с определёнными изменениями, но до сих пор стараниями горбачёвых и ельциных, яковлевых и шеварднадзе сущность отношений ещё остаётся нетронутой. Маркс и Энгельс называли её предельной степенью отчуждения человека от человеческого общества, природы, человечности и самого себя. Человек в итоге перестаёт быть даже рабом человека и становится рабом вещи — денег, собственности и т.д.
В конце XIX века было сказано: сущность крепостничества осталась нетронутою. Потому-то и последовали в начале XX века три революции в России (и это их главная причина) — приведение политической общественной формы в соответствие с изменившимися общественными производственными условиями-отношениями!
В начале XXI века мы можем утверждать иное: крепостничество в нашей стране можно считать реанимированным, временно и гальванически воскресшим, насильно воскрешённым. Россия провалилась вовсе не в капитализм с его относительно и сравнительно мощным развитием промышленности (где хотя бы оно?), а именно в феодальный капитализм. Параллели современности с бытием людей, описанным в «Пошехонской старине», напрашиваются сами собой.
Н.Ф. БОНДАРЕНКО.
(Продолжение в следующем номере здесь).
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 4 февраля 2021 года на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.