В лихие 90-е российское государство младореформаторов, распродававших бывшие советские предприятия с молотка, по их же словам, как «гвозди, вколачиваемые в крышку гроба коммунизма», остро нуждалось в пропагандистах, оправдывавших такую их политику и возбуждавших ненависть (на войне как на войне) у людей ко всему советскому.
Самыми «квалифицированными» для такой роли были бы, конечно, агитаторы-пропагандисты времён Гражданской и Великой Отечественной войн, выступавшие с антисоветских позиций. Но где их было взять? «Иных уж нет, а те далече…».
Тем не менее в Пятигорске объявился такой человек по фамилии Л.Н. Польский, отсидевший двенадцать лет за антисоветскую агитацию в оккупационных газетах «Утро Кавказа», «Казачья лава» и некоторых других, но по-прежнему горевший желанием «реализовать» себя на этой ниве. Однако, на его беду, ещё с советских времён, по закону, ему запрещалось публиковаться и вести подобную деятельность. И тогда он как бывший опытный редактор газет стал подыскивать себе таких людей, через которых мог бы излагать свои мысли публично.
Одним из таких и стал ставрополец Г.А. Беликов, однофамилец «человека в футляре» из известного рассказа А.П. Чехова. Герман Беликов, правда, был учителем географии в отличие от чеховского учителя греческого языка.
Несмотря на свой уже преклонный возраст Беликов с первых дней своего знакомства с Польским, что называется, «повёлся» на «правдивые» разговоры бывшего осуждённого военного преступника, дышавшего ненавистью к Советской власти, так «сурово» с ним обошедшейся (на самом деле по сравнению с другими даже очень мягко, т.к. ближайшие его соратники получили вышку).
Вот что написал Беликов в своих откровенных публикациях о своей дружбе с Польским: «В тот же день в Пятигорск ушло уже моё письмо Леониду Николаевичу (в ответ на льстивую открытку). Так завязалась переписка, достигшая апогея к 1990 году. Леонид Николаевич писал мне: «Пишите правду и одну правду, она ваше оружие против лжи и подлости советских борзописцев и их хозяев». Письма Леонида Николаевича заставляли меня, опираясь на документальные факты, уже в открытую обвинять власть, превратившую некогда богомольный, культурный, богатый и цветущий город в серую «сусловскую» вотчину.
Мне приходилось обращаться к Леониду Николаевичу с разными вопросами, один из них — о периоде временной оккупации Ставрополя, тогда Ворошиловска, немецкими войсками. Многое из того, что он написал мне, вошло в книгу «Оккупация», изданную в Ставрополе в 1998 году. Эти воспоминания оказались бесценными, ибо ничего подобного нельзя было найти ни в архивах, ни в имеющихся публикациях по тому времени. Но, как говорят в народе, «правда глаза колет». Многое в книге, где в какой-то мере удалось сломать сложившийся стереотип о немецком солдате, не понравилось товарищам с партийными билетами. Но вот у тех, кто пережил оккупацию, никаких возражений по описываемым событиям не было. Наоборот, в краевых газетах, кроме газеты «Родина», были опубликованы положительные рецензии».
Можно сказать, что в этом откровении, как в капле воды, отразилась вся суть информационной войны, где ночная террористическая вылазка на казармы Ставропольского гарнизона немногочисленной банды полковника Ртищева, вместе с подельниками зверски заколовшего штыками около трёх десятков спавших красноармейцев, всерьёз называется «восстанием», а Великая Октябрьская социалистическая революция, оказавшая влияние на ход мировой истории, всего лишь «большевистским переворотом», бело-фашистский бандит Шкуро — «освободителем Ставрополя», а оккупация Ставрополя немецко-фашистскими войсками — двумя словами «патриота» писателя-коллаборациониста Сургучёва «Ворошиловск очищен».
Понятно, что и стремление Беликова «сломать сложившийся стереотип о немецком солдате» появилось не случайно, а под влиянием Польского. Ведь для Польского немецкие солдаты были его соратниками в борьбе с Советами. И поэтому так хотелось Польскому в своё оправдание сломать «стереотип», созданный «лживыми и подлыми советскими борзописцами и их хозяевами», о немецком солдате как захватчике и изобразить его если не освободителем, то хотя бы невинной жертвой обстоятельств.
И именно аргументы, приводившиеся Польским и рекомендованных им авторов (пропагандистов фашистских газет Ширяева, Бойкова, Сургучёва, Палибина, Филиппова (Филистинского) воспринимались Беликовым как «документальные факты». Такая пропаганда в лихие годы, разумеется, не могла не найти благодатной почвы. И последователи Беликова вовсю цитировали и тиражировали высказывания новоиспечённого «историка-краеведа».
К примеру, профессор А.А. Фокин в своей монографии «И.Д. Сургучёв. Проблемы творчества» так пишет о приезде Сургучёва в оккупированный фашистами Ставрополь зимой 1943 года. Историк-краевед даже восстановил точные даты его пребывания в городе, приводя в доказательство рассказы старожилов, знавших некогда Илью Дмитриевича лично: «Приезд Ильи Дмитриевича Сургучёва, исконно верующего человека, совпал с Рождественскими праздниками, впервые устроенными в городе после 25-летия религиозного мракобесия». Из чего, по-моему, и без дополнительной психолого-лингвистической экспертизы каждому становится ясно, что после многолетнего «мракобесия» наконец-то «измученным игом большевизма» русским «богомольным» людям устроили праздник… немецкие солдаты-оккупанты.
Многие молодые журналисты также стараются не отставать от своих преподавателей, которые боевой листок-памфлет «Бесы русской революции» пропагандиста белогвардейского ОСВедомительного АГентства (ОСВАГ) Сургучёва, предвосхитившего своим описанием «зверств большевиков в Ставрополе» современные фильмы ужасов и ставшими, как это ни трагично, отражением уже нашего времени, выдают за документ реальных событий, свидетелем которых якобы был автор, и при каждом удобном случае повторяют клеветнические измышления Беликова со ссылкой на горячо любимого им Сургучёва.
При этом никто, разумеется, не задумывался над тем, какую правду рекомендовал Польский писать Беликову как оружие против «лжи».
В годы Великой Отечественной войны оружием против «советских борзописцев», естественно, служила только одна «правда» — пропагандистская правда нацистов и их приспешников, одним из которых и был Польский.
Вот и в выпуске сетевого издания NewsTracker от 9 февраля 2022 года, ничтоже сумняшеся (сказывается профессионализм «наставников»), повторили антисоветскую клеветническую ложь последователей Беликова Сургучёва-Польского в отношении казнённого «освободителем Ставрополя» белым фашистом Шкуро героя Гражданской войны Дмитрия Спиридоновича Ашихина, чьё имя носит по праву одна из городских улиц.
«Любопытно, что про организаторов массовых убийств мирного населения, чьи имена носят улицы Ставрополя (Ашихина, например) авторы анонимки умолчали», — таким комментарием издание сопроводило обращение к главе города с требованием о
лишении Беликова почётного звания. Тем самым подчеркнув свою солидарность со Шкуро, который в Гражданскую войну будучи в чине полковника отряда белых отдал приказ повесить Ашихина.
Но, простите, кроме как в «документе» Сургучёва «Большевики в Ставрополе» нигде больше вы подтверждения, что Ашихин палач, не найдёте. Наоборот, в книге писателя и героя Великой Отечественной войны В.Г. Филимонова «Названия улиц города — страницы истории Отечества» написано, что «улица названа в честь участника Гражданской войны, борца за Советскую власть на Ставрополье Дмитрия Спиридоныча Ашихина».
А утверждения, что якобы Сургучёв был свидетелем таких событий и видел всё своими глазами, являются бессовестной ложью запутавшихся вконец «сургучёвцев», так как они сами в хронологии событий в книге «Живописец души…» чёрным по белому писали: «Февраль 1918. И.Д. Сургучёв начал сотрудничество с ОСВАГом». То есть Сургучёв уже в феврале оказался в Ростове на службе у генерала Деникина, а значит, никак не мог быть свидетелем «массовых убийств мирного населения, организованных большевиком Ашихиным».
И в то же время даже палачи, казнившие красного командира, утверждали, что они якобы добились от него признания в убийстве 40 белогвардейцев. И на этом основании жертва белых террористов молодой крестьянин села Лестницкого Ставропольской губернии Д.С. Ашихин, волею судьбы ставший красным командиром, прослыл у «сургучёвцев» вдруг вселенским «палачом». Впрочем, как и другие, со слов Беликова, ставропольские герои Гражданской и Великой Отечественной войн: И.Р. Апанасенко, Ф.Г. Шпак, К.А. Трунов и другие. Из этого можно сделать вывод, что у «историка» Беликова был довольно-таки односторонний подход к истории (те самые двойные стандарты!), вполне устраивавший бывшего фашистского пропагандиста Польского, вознамерившегося, судя по всему, с помощью Беликова переписать историю в свою и себе подобным пользу.
Так, например, следствием совершенно точно установлено, что бывший начальник городской полиции при немцах Б.Н. Филиппов, рекомендуемый Беликовым своим читателям как авторитетный «правдивый» писатель, во время оккупации Новгорода немецко-фашистскими захватчиками лично участвовал в массовых расстрелах советских людей, но смог спастись от правосудия, сбежав в США. Однако, обвиняя в умалчивании фактов своих оппонентов, пропагандисты-антисоветчики предпочитают скрывать тёмные дела своих кумиров, как, скажем, и дела другого такого же «писателя» Н.В. Палибина, служившего у немцев бургомистром Майкопа и также рекомендуемого Беликовым своим читателям в качестве «правдолюбца».
Многолетняя пропаганда и прославление заслуг И. Сургучёва как «великого сына земли ставропольской» вообще может считаться «образцом» сокрытия и утаивания фактов. За полтора десятилетия поисково-исследовательских работ по изучению биографии и творчества Сургучёва в музее, организованном в Ставропольской школе №4, так и не появилось ни одного экземпляра газет «Новое слово» и «Парижский вестник», с которыми тесно и плодотворно сотрудничал Сургучёв с 1940 по 1944 год. Впрочем, как и других каких-либо документов или артефактов писателя, освещавших его деятельность в тот период.
Пять лет так и остались белым пятном в музейной биографии писателя. Зато в книге А.А. Фокина «Живописец души. Русский писатель и драматург И.Д. Сургучёв» насчитывается более полусотни ссылок на статьи Сургучёва в упомянутых газетах в период Второй мировой войны. О том, что редакции этих газет принадлежали на правах пропагандистских отделов фашистским управлениям по делам русской эмиграции в Германии и Франции (УДРЭ), авторы также скромно умолчали.
Мало того, они издали сборник этих статей под названием «Парижский дневник», но, опять же, утаив в нарушение закона принадлежность источников к фашистским управам.
Точно так же замалчивали, как сейчас бы сказали, «неформатные» факты и Беликов с Сургучёвым, рисуя лубочно-слащавые картины дореволюционного Ставрополя как «богомольного, культурного, богатого и цветущего города» купцов и состоятельных чиновников, низведённого большевиками в одночасье до нищеты. Иначе бы они не обошли своим вниманием «кровавый вторник» Ставрополя 7 июня 1905 года, когда власти города стали действительными «организаторами массовых убийств» восставшего народа, собравшегося у стен Спасо-Преображенской церкви на Николаевском проспекте (ныне проспект К. Маркса). В тот день были убиты и ранены до ста человек мирных жителей, в том числе женщины и подростки.
Как же, будучи в то время журналистом и глашатаем Ставропольской городской Думы, молодой «патриот» Сургучёв, горячо любивший родной Ставрополь, смог спокойно и равнодушно пройти мимо такой масштабной людской трагедии, никак не отразив её ни в своих статьях, ни даже в дневниках, как он это пафосно и страстно начал делать в своих работах позже, будучи уже штатным антисоветским пропагандистом ОСВАГа, а затем фашистских газет «Новое слово» и «Парижский вестник»?! Правда, в книге А.А. Фокина «Живописец души…» в главе «Хроника жизни и творчества И.Д. Сургучёва» трагедия «кровавого вторника» всё же отмечена со ссылкой на то, что Сургучёв отразил её позже в повести «Губернатор».
Можно, конечно, было бы и не заметить насквозь лживого и лицемерного утверждения авторов, что Сургучёв якобы горевал по поводу взятия немцами Ставрополя, но вот каким образом авторы умудрились в хронике книги не отметить дату 22 июня 1941 года, вообще не понятно!
Она, похоже, никак не вписывалась в их канву антисоветской пропаганды, и они попросту решили её «не заметить», перескочив с 1940 года сразу в 1942 г., обозначив дату 7 января как меценатский завтрак(!) Сургучёва в парижском ресторане с символичным названием «Москва».
Так, походя, дата боевой славы 7 января 1942 года — начало контрнаступления Калининского фронта Красной Армии в продолжение битвы за Москву — в книге превратилась в «знаменательную» дату завтрака гитлеровских пропагандистов.
Что может произойти, когда мы преднамеренно забываем о бессмертных днях Великой Отечественной войны в угоду лживым «ценностям» прозападной пропаганды, хорошо видно на примере кровавых событий, спровоцированных неонацистами, последователями бандеровцев, пришедшими к власти на Украине.
Максим ИВАНОВ.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 17 ноября 2022 на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.