Этот вопрос все последние годы очень актуален и получил широкое распространение из-за непроходящего кризиса в экономике и в аграрном секторе несмотря на самые оптимистичные заявления наших экономических властей.
Село без работы
На вторую часть вопроса имеется простой ответ — конечно, подаваться в город. В городе есть хоть какая-то работа, сносно работающие учреждения здравоохранения и образования и целый ряд других благ цивилизации, которых нет в сельской местности.
Спроси у бывшего агрария о перспективах жизни в селе, и он тебе скажет, что жизнь там — не только тяжёлая физическая работа, но и скука из скук. Расскажет, что в эпоху агрохолдингов, свободной купли-продажи земель сельскохозяйственного назначения и глобализации мирохозяйственного устройства перспективы села представляются очень туманными.
Россия в полной мере воспользовалась плодами мирового разделения труда, отдав на откуп продовольственный рынок крупным корпорациям и ритейлерам, а сама сосредоточилась на производстве сельскохозяйственного сырья, зерна, подсолнечника, кукурузы, сои, то есть всего того, что можно легко продать на внешних рынках.
Президент и его правительственная команда трубят об этом во всех информационных ресурсах как о большом достижении аграрного сектора экономики. Однако перекос в сторону растениеводства всё равно не позволяет обеспечить всем аграриям хотя бы сносное существование.
В то же время, согласно исследованию национального рейтингового агентства, стратегия импортозамещения до 2020 года потерпела неудачу в нашей стране. Импорт молочной продукции сократился всего на 20% вместо запланированных 30%, плодоовощной продукции — на 11% вместо 20%, а овощей — на 27% вместо 70,3%. Несмотря на все старания что-то не получается!
Последний сельскохозяйственный сезон в крае показал снижение производства почти всей растениеводческой продукции за исключением тепличных овощей. Очевидно, сказалось влияние жестокой засухи.
За тридцать лет хозяйничанья в аграрном секторе страны и края либеральных фундаменталистов в нём произошли колоссальные изменения, которые можно наглядно увидеть, перемещаясь по нашей некогда благословенной житнице СССР. Это брошеные и заросшие кустарником поля, уничтоженные мелиоративные системы, всюду стоят остовы разрушенных животноводческих ферм, вырублены сады, уничтожены кормоцеха, ветлечебницы и стройучастки, опустели сёла. Всё это признаки деградации сельскохозяйственного производства, а вместе с ним и уклада жизни крестьян.
Сельскому жителю стало нечем зарабатывать себе на жизнь, и хочешь не хочешь, он вынужден уезжать в город.
Напрашивающийся вывод подтверждается и цифрами.
Так, по подсчётам 2017 года, в крае из 2 млн 800 тысяч человек на селе проживают 1 млн 170 тысяч, или 42% от общего числа жителей. Число занятых в сельском хозяйстве, по данным минсельхоза, — 210 тысяч человек. Чем тогда заняты остальные как минимум 400-500 тысяч селян в активном трудовом возрасте?
Можно только предполагать: ездят на заработки в город или являются безработными. И ещё важное дополнение к этой безрадостной экономической картине: за последние три года число сельских жителей в крае сократилось на 22 тысячи человек.
Нельзя сказать, что власть совсем не шевелится и ничего не делает. Нет, она пытается. В Ставропольском крае минсельхоз предпринимает усилия, чтобы что-то возродить, чему-то не дать окончательно умереть, создать какие-то новые направления сельскохозяйственного производства, например, аквакультуры, ягодные культуры, тепличное хозяйство и совсем экзотическое направление — хлопководство.
Но все эти меры, предпринимаемые главным сельскохозяйственным ведомством края, по своему воздействию не соответствуют масштабу проблем, которые ему надо решить. Они грешат отсутствием системного подхода со стороны федерального центра несмотря на наличие различных программ и нацпроектов, ограничены скудными ресурсными возможностями (финансовыми и кадровыми), которыми обладают частные инвесторы, различными бюрократическими барьерами и препонами.
Меры эти носят сугубо локальный, точечный характер и, как показывает практика, не могут дать достаточного количества рабочих мест, тем более кардинально изменить ситуацию с возрождением села и повышением благосостояния его жителей.
Могло бы быть, как в СССР
В условиях, когда в крае из-за засухи случается неурожай, поддержать доходность сельского хозяйства, как это было всегда при социалистической форме хозяйствования, могла бы животноводческая отрасль.
Ставрополье в своё время слыло не только хлебным регионом, но и центром тонкорунного овцеводства. Шерсть в эпоху СССР была таким же известным брендом, как и пшеница. Край производил почти 13 тысяч тонн этого сырья в год и к началу 90-х годов прошлого столетия занимал первое место в стране по его реализации.
Производством шерсти занимались 275 хозяйств. И за шерстью к нам съезжались почти все переработчики страны. Для их удобства (чтобы не приезжать) в Ставрополе работала шерстяная биржа, позволявшая любому предприятию купить её оптом по сертификату, оформленному специальной лабораторией.
О том, что шерсть была хорошим кормильцем аграриев, свидетельствует факт: доходы, полученные от продажи сырья, позволяли сельхозпредприятию выплачивать зарплату всем работникам хозяйства в течение года. На деньги от продажи только одной тонны шерсти можно было купить мощный трактор «Кировец».
Как бы пригодилась сегодня такая подпитка в условиях падения доходов от растениеводства, если бы знаменитое тонкорунное овцеводство сохранилось в крае.
Но построили дикий капитализм
Овцеводство как отрасль во времена либеральных реформ было почти уничтожено, а вместе с ним и перерабатывающие шерсть предприятия — Невинномысский шерстяной комбинат и Невинномысская камвольно-прядильная фабрика. Так распорядилась невидимая рука рынка, а власть равнодушно на это взирала и не пыталась что-либо предпринять для сохранения важнейшей отрасли экономики, дававшей огромные поступления в краевой бюджет.
Сельхозпредприятия, которые сегодня занимаются шерстью и сохранили её ценнейший потенциал, можно пересчитать по пальцам. Это в основном племзаводы, которые остались в Апанасенковском районе, где 15 лет назад их было 11. В этом единственном в России месте разводили овецмериносов. А в Ипатовском районе, где была выведена ставропольская порода овец советский меринос, остался всего один племзавод «Вторая пятилетка».
Эти хозяйства, остатки советского наследия, производят сегодня около тысячи тонн высококачественной тонкорунной шерсти, которая очень ценится как на внутреннем, так и на мировых рынках.
Остальной объём производства, а это около 4,5 тысячи тонн, переместился в частные подворья граждан и крестьянско-фермерские хозяйства. Но эта шерсть не тонкорунная, более низкого качества. Она не пользуется надлежащим спросом внутри страны у наших переработчиков и идёт в основном на экспорт по бросовой цене два доллара за килограмм.
Государство в своих попытках поддержать остатки отрасли тратит на поддержку овцеводов из федерального бюджета до 1 млрд рублей в год.
Краевой минсельхоз, к примеру, выплачивает овцеводам по 100 рублей дотаций за килограмм произведённой шерсти. А шерсть они продают в Китай, Индию, Узбекистан, где её перерабатывают и потом в виде пряжи поставляют в Россию. Из Китая к нам в страну завозят трикотажную пряжу из нашей же шерсти по цене $21,6 за килограмм.
Получается, что все дотации государства, которые оно выделяет овцеводам, уходят на поддержку зарубежных производителей.
Такая вот экономика! Здесь всё укладывается в логику того дикого малоцивилизованного капитализма, который мы у себя построили. А она сводится к простым вещам.
Предприниматель не хочет связываться с созданием производства, которое требует больших инвестиций и немалых интеллектуальных усилий по его налаживанию и которое не сулит ему быструю выгоду и сиюминутную окупаемость.
Гораздо проще заниматься куплей-продажей чего-нибудь, а лучше продажей сырья, которого в России пруд пруди — нефти, леса, угля, пшеницы, шерсти и т.д. Быстро, не заморачиваясь, продаёшь, к примеру, ставропольскую пшеницу в Турцию, а вырученные деньги — в офшорную кубышку. Всё, больше ничего не надо. Так в массовом порядке функционирует самый доходный бизнес в России.
Бизнесу этого хватало для процветания, таким положением дел долгое время довольствовалась и страна.
С шерстью происходит то же самое: её вывозят за рубеж и при низкой цене зарабатывают на объёмах продажи. Ничего нового, статус сырьевой державы обязывает соблюдать правила игры.
А вот у турецких предпринимателей иная логика ведения бизнеса. Они покупают ставропольскую пшеницу не потому, что нечем кормить страну. Они её перерабатывают в муку и затем продают странам Средиземноморья. На этом зарабатывают совсем другие деньги, на порядок больше, чем выгадывают наши российские сырьевики.
По словам торгпреда России в Турции, поведавшего об этой истории на радио «Вести FM», то же самое могли бы с успехом делать наши бизнесмены, но им неинтересно. Это для них слишком сложно и хлопотно.
При таких неутешительных перспективах для политических и экономических властей страны, ожидающих от бизнеса потоков инвестиций в свои национальные проекты, это серьёзная проблема.
Инвестировать в экономику кроме государства пока никто не торопится.
Выход — мобилизационная экономика
Власть в этом случае не может продолжать находиться в роли созерцателя в условиях, когда жизненный уровень людей продолжает падать, и ничего не предпринимать. Патриотическая оппозиция об этом постоянно говорит.
Либеральная экономическая модель экономики, построенная по лекалам зарубежных кураторов и консультантов, уже много лет не работает на развитие страны — она сдулась. Перед властями как на федеральном, так и на региональном уровнях в условиях, когда страна обложена санкциями и ограничениями, остро стоит вопрос о реализации программы импортозамещения, восстановления позиций России во многих утраченных за годы реформ отраслях и технологиях.
Властям в стране, если они хотят сохранить экономический суверенитет, придётся наладить полноценный инвестиционный процесс, отвечающий интересам государства, поскольку существующие либеральные механизмы доказали свою ущербность и низкую эффективность и работают сугубо в интересах частного бизнеса.
Придётся им мобилизовывать все имеющиеся в стране ресурсы как частных инвесторов, так и государственные инвестиции и направлять их для решения вышеназванных задач. А это уже совсем другая модель экономики. Называется она «мобилизационная экономика», которая работает в интересах государства и каждого гражданина страны.
России изобретать велосипед не надо, поскольку такая экономика у нас уже функционировала до 1992 года. Именно эта модель в состоянии отвечать на современные вызовы, во множестве стоящие перед страной. При таком развитии событий у нас хотя бы появится надежда на долгожданные позитивные изменения в экономике и в её аграрном секторе, надежда на то, что начнётся наконец экономический рост и люди станут жить лучше.
Для того чтобы это стало реальностью, нужно многое изменить в нашей стране. И тогда можно будет предложить тому же крестьянину, не имеющему сегодня возможности заработать на жизнь своим трудом, альтернативу городскому заработку.
Ведь ему наверняка будет чем заняться в его родном селе.
С.А. БАНИШЕВСКИЙ.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 1 апреля 2021 года на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.