День памяти жертв политических репрессий — 30 октября — введён в России в 1991 году на волне антисоветской истерии и в оправдание тех, кто виновен в разрушении СССР и утрате социалистического строя в нашей стране.
Пока существует государство, существует и его репрессивный аппарат, поскольку любое государство стремится себя защищать. В нашем народе ещё памятны царские репрессии против борцов с самодержавием. Все революционеры прошли через тюрьмы, ссылки, эмиграцию, были и казни. Кто сосчитал эти жертвы?
Государством в период утверждения социализма были предприняты репрессии в целях защиты интересов трудящегося большинства от посягательств классового противника. Молодой полуразрушенной социалистической стране в условиях враждебного окружения, внутренней борьбы с остатками буржуазии и белогвардейщины в исторически короткий срок пришлось решать сложные задачи. В их числе — создание индустриальной базы, коллективизация сельского хозяйства, культурная революция, подготовка к войне практически против всей Европы: против 190 млн граждан СССР сражались 80 млн немцев и 250 млн их вассалов. Затем — восстановление хозяйства без западных кредитов, рост национального дохода к 1953 году до 161,3 млрд руб. — темп, который до сих пор никем не превзойдён.
Такие задачи не могли быть решены без жёстких мер. Как это сказалось на судьбах конкретных людей?
В период коллективизации мой дед Яков Семёнович Гаранжа был выслан с женой и детьми на Маныч как член кулацкой семьи, в которой было трое взрослых мужчин, жили лучше самых бедных. Дед не озлобился ни на свою страну, ни на Советскую власть, а принял всё как данность. В 49 лет его призвали в армию, воевал в составе Ленинградского фронта. Был ранен при освобождении города Холм Новгородской области. После ранения как нестроевой до конца войны ремонтировал технику своего батальона, обустраивал временные жилища. Награждён медалью «За боевые заслуги».
Во время голода 1947 года он был осуждён за нарушение правительственного постановления о сдаче излишков продуктов — хранил кукурузу, чтобы кормить троих несовершеннолетних детей, а соседи доложили. Два года принудительно работал в городе Кыштым Челябинской области на строительстве предприятий тяжёлого машиностроения. Вернувшись, до конца дней честно трудился, вырастил детей, обучал молодых людей столярному делу, помогал односельчанам в тяжёлом послевоенном быту.
Никогда мы не слышали от него или бабушки, которая всю войну работала в колхозе заведующей фермой, никаких нареканий или обид в адрес Советской власти. Их главными качествами были достоинство и трудолюбие. Они разделили судьбу со всей страной и больше всего дорожили уважением людей, а не своим статусом. С насмешкой отзывались об исполнителях «дел»: многие из них проявляли излишнее служебное рвение, нанося неоправданный вред людям и делу социализма.
Не вынашивали обид и их дети. Неправда, что все репрессированные были озлоблены против Советской власти и старались вредить ей. Нравственно здоровые граждане в любых обстоятельствах остаются людьми. Младший сын деда Алексей воевал с 17 лет, с февраля 1943 года до Победы — артиллеристом. После войны ещё семь лет служил в армии, обучал молодых солдат, до 80 лет работал в одной из воинских частей Ставрополя.
А вот старшему сыну Петру, моему отцу, выдалась особенно тяжёлая военная судьба. Призванный на службу в мае 1941 года, он был направлен на обустройство новой Государственной границы после присоединения к СССР Западной Украины. К 22 июня солдаты его 552-го строительного батальона даже не успели получить обмундирование, а из оружия было только семь винтовок. Отступали на восток небольшими группами. 26 июня отца с товарищами выдал немцам украинский националист. Молодые солдаты насильно были отправлены в Германию, но считались не военнопленными, а депортированными гражданскими лицами, поэтому не попали в лагеря смерти, где людей уничтожали целенаправленно.
Далее был пересыльный лагерь в польском Замостье, а потом трудовые лагеря в Голландии, на западе Германии — в Эссене и Кёльне. Фашисты использовали советских людей на своих заводах, в шахтах, карьерах, строительстве дорог в качестве рабов. Кормили баландой из брюквы. Тех, кто от истощения уже не мог работать, пристреливали там же, где человек упал — на рабочем месте или в бараке.
Среди пленных встречались те, кто соглашался за более сносное существование быть «капо» — надсмотрщиками над своими же товарищами. Но таких было немного, они или не возвращались на Родину, или получали срок за пособничество фашистам.
Первый побег отца закончился неудачей — его задержали и принудили работать в строительной компании на самых тяжёлых работах. После второго неудачного побега направили батрачить в семью немецкого фермера (бауэра). У пожилых хозяев погиб на фронте единственный сын, и они почувствовали привязанность к своему молодому работнику. Одевали в одежду своего сына, хотели усыновить и оставить ему в наследство хозяйство.
От такого «счастья» он бежал в третий раз, трое суток сидел в канализационной трубе, потом попал к американцам, наступавшим с запада. А они передали его советской стороне. После тщательных проверок с апреля 1945 года по сентябрь 1946 г. он служил в Германии стрелком в 410-м и 277-м отдельных санитарных батальонах 326-й стрелковой дивизии 1-го Украинского фронта. Был награждён боевой медалью «За победу над Германией», орденом Отечественной войны II степени и многими юбилейными медалями.
Неправда, что всех бывших пленных репрессировали. Побывавшие в плену и окружении были под подозрением, и не случайно: завербованных агентов вражеских спецслужб даже в 60-е годы разоблачали и судили. Но тем, кто в плену не предал Родину, нечего было бояться.
В мирное время были лишь ограничения: отцу не разрешалось жить в больших городах, мы, его дети, были невыездными. Это немного сказалось на работе моего брата: он, научный сотрудник НИИ радиологии, не мог участвовать в международных симпозиумах за рубежом, так как был причастен к государственным тайнам. Но отнёсся к такому ограничению с пониманием: государство должно защищать себя. В своей стране мы могли учиться, работать и жить, где хотим.
О суровости законов военного времени двух мнений быть не может: она была продиктована самой войной. Один из фронтовиков рассказывал о себе. Попал из окопов в Сибирь за то, что говорил: у немцев техника лучше. Можно по-человечески посочувствовать. Но расхваливать технику противника, когда страна захлёбывалась кровью и сердца людей были полны благородной яростью, не следовало. Это рассматривалось как распространение панических настроений. Мы бы не победили, если бы хоть на минуту усомнились в своей победе.
Говоря о репрессиях действительных и выдуманных, любителям манипулировать цифрами хотелось бы напомнить: не следует равнять лиц, осуждённых по политическим мотивам, и простых уголовников, которых среди преследуемых по закону всегда было гораздо больше. Не записывать воров, бандитов и изуверов в число репрессированных.
Не забывать о криминогенной ситуации, вызванной последствиями Гражданской войны. Негативные последствия Великой Отечественной войны были те же — воровство и бандитизм. Подросли без отцов и не нашли себе достойного места в жизни многие сироты и беспризорники. И тем более подло зарабатывать популярность и гонорары, сгущая краски при описании негатива и игнорируя позитив, как это делал апологет антисоветизма Солженицын, сделавший писательскую карьеру на ненависти ко всему советскому.
Читать его книги очень трудно, не покидает ощущение духовной неопрятности автора. Сквозь мнимую народность языка, перенасыщенного просторечиями, проступает откровенное презрение к нашему народу: «солдяга, едущий на передовую»; «распущенные уши его будённовского шлема висели, как лопухи»; военнослужащего призвали из запаса и «пришлёпнули ему четыре треугольника»; «замуроженная гимнастёрка с разными пуговицами»; «поднимать руку для отдачи приветствия казалось ему особенно нелепо и смешно». Надо ли говорить, что всё связанное с Великой Отечественной войной для нас свято! Но не для него.
С особым «удовольствием» этот писатель изображал в своих книгах быт лагерей и других мест заключения. Но эти произведения вызывают обратный эффект: свою страну и свой народ за стойкость мы уважаем ещё больше, а надругательство над нашими бедами презираем. Мы ничего не забыли.
Из Года Солженицына в 2018 году по случаю 100-летия со дня его рождения ничего не вышло. Кроме не скольких дорогостоящих жестов со стороны заинтересованных кругов, Россия в целом к этому юбилею отнеслась с безразличием. А вот наше советское прошлое, плюсы которого он так старался затушевать, вызывает всё большую ностальгию у людей постарше и ещё больший интерес у молодёжи.
Если рассматривать слово «репрессия» в буквальном переводе как подавление, следует упомянуть и о нынешних репрессиях — не менее масштабных, но более изощрённых. Людям диктуют, как надо голосовать. Честных выживают из всех структур, не допускают к власти. Активные сторонники перемен, такие, как Сергей Резник, Николай Платошкин, Сергей Удальцов, за правду получают сроки заключения или подвергаются домашнему аресту.
Как отметил в докладе на Х пленуме ЦК КПРФ Г.А. Зюганов, «правящие круги привыкают проводить политику всё более жёстких репрессий». В обращении «Остановить превращение правоохранительных органов в политическую дубинку!» ко всем, кому дороги идеалы справедливости и народовластия, он пишет: «Жертвами власти стали около 800 кандидатов в депутаты от КПРФ, отстранённых от выборов 13 сентября 2020 года, и пять наших кандидатов в губернаторы».
Заместитель Председателя ЦК КПРФ Ю.В. Афонин в статье «Заградительный барьер для КПРФ», опубликованной в газете «Родина» 27 августа этого года, заявляет: «В четырёх субъектах РФ с помощью подлых приёмов регистрация кандидатов от КПРФ была сорвана»… «Тенденции налицо: в 2017 году не дали собрать подписи лидеру коммунистов Бурятии Вячеславу Мархаеву, в 2018 году во Владимирской области помешали преодолеть муниципальный фильтр нашему товарищу Максиму Шевченко».
Первый секретарь Московского горкома КПРФ Валерий Рашкин в статье «Казус Фургала» («Родина» №29, 2020 г.) высказывает мнение: «Фургала решили просто принести в жертву, чтобы уравновесить репрессии против оппозиции, журналистов, общественных активистов и несогласных… По нему проехались тем же катком, которым проехались по Сергею Левченко, Павлу Грудинину, мэру Ярославля Урлашову. Тем же катком, который давит главу Хакасии Валентина Коновалова и мэра Новосибирска Анатолия Локтя. И других примеров — масса. Это всё та же репрессивная машина…».
В отличие от репрессий советского периода, защищавших интересы трудового народа, сегодня всеми мерами подавляются лица, стоящие на защите интересов народа. Так защищает себя нынешнее буржуазное государство. На этом фоне странным выглядит озвученное на канале «Россия-24» предложение РПЦ после захоронения тела В.И. Ленина разместить в Мавзолее на Красной площади музей массовых репрессий. Каких именно, за какой исторический период? Или о нашем народе потомкам рассказать больше нечего?
В.П. ЛЕНКИНА.
Новоалександровск.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 29 октября 2020 года на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.