22 июня 1941 года в нашей истории
Несколько лет назад я вступил в жаркий спор с известным на Ставрополье учёным-марксистом по поводу того, что называть 22 июня днём памяти и скорби ошибочно. Я доказывал, что это день беспримерного мужества, стойкости и героизма солдат и офицеров Красной Армии, прежде всего – пограничников.
Последовало возражение, что я не понимаю всего трагизма этой даты. «Но трагизм и героизм идут рядом, – возражал я. – Для вас очевиден трагизм, для меня – героизм».
Увы, формально я тот спор проиграл. Указом Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина от 8 июня 1996 года № 857 в России 22 июня объявлено «Днём памяти и скорби». Но я своего поражения не принимаю.
Для нас сегодня необычайно важно, что мы будем извлекать из того рубежного дня в нашей истории – слёзы и скорбь или всё же мужество и стойкость, о которых в названии праздника нет ни слова?
Думаю, что второе гораздо важнее, потому что враги Отечества вновь беспардонно гремят заступами войны. Они подобно Гитлеру всерьёз просчитывают обезоруживающий первый и единственный удар.
Давайте напомним этим господам, чем стал для нас и фашистов первый день войны.
Этот день деморализовал военно-политическое руководство страны, как это утверждают иные «исследователи»? Вовсе нет. И.В. Сталин 22 июня провёл только в Кремле 29 встреч с разными министрами, а всего за первую неделю войны таких встреч было 174, не считая тех, что были на даче и о которых мы знаем только по воспоминаниям знаменитого авиаконструктора А.С. Яковлева.
Сталину ставят в вину, что он не выступил сам 22 июня по радио. Так ведь и Гитлер не выступил, лишь Геббельс зачитал длинное обращение фюрера к армии и членам своей партии, которое заканчивалась мольбой: «Да поможет нам бог!» Выступил только Черчилль, для него это было большой радостью: Англия, бывшая год мишенью Гитлера, уже была не одинокой.
Стал ли этот день для фашистов лёгкой прогулкой по западной границе нашей Родины? Конечно, гитлеровцы на неё и рассчитывали. Считали, что будет примерно так же, как и в Дании, солдаты которой в ночь с 8 на 9 апреля 1940 года фактически не оказали агрессору никакого сопротивления. В ходе недолгих столкновений 13(!!!) были убиты и 23 ранены. И Дания была оккупирована.
В худшем случае, видимо, думали они, ситуация сложится, как во Франции, когда на пятый день войны французский премьер-министр Поль Рейно позвонил Черчиллю и, волнуясь, сообщил: «Мы побеждены! Мы разбиты!!» Черчилль не верил своим ушам: «Не может быть, чтобы великая французская армия исчезла за неделю!» У Франции было больше танков – 4800 против 2200, французские танки превосходили немецкие броневой защитой и калибром орудий. И тем не менее Францию это не спасло.
Иная картина складывалась на восточном фронте. Только 22 июня советские лётчики сбили 200 немецких самолётов и совершили 10 таранов. Таких потерь фашисты не знали за весь предыдущий период войны.
Через 25 минут после начала агрессии лейтенант Иван Иванов таранил «Хейнкель 111», за что ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Уже 22 июня в 11 часов дня немцам был впервые дан приказ к отступлению – тем частям, что штурмовали Брестскую крепость. Неслыханное дело – немцы отступали! Именно под Брестом фашисты впервые осознали, на что нарвались. Они поняли, что воевать им придётся с несокрушимыми титанами, которых невозможно одолеть обычными техническими средствами.
От 20 до 30 минут – столько немцы отводили на взятие погранзастав, согласно плану «Барбаросса». Однако многие заставы держались сутками. По меркам большой войны пограничники с их винтовками и пулемётами были почти безоружны. Но на 100% укомплектованы, хорошо обучены и, главное, входя в жёсткую структуру НКВД, по сути, всегда находились в состоянии боевой готовности. Это позволило пограничникам в первые минуты войны дать немцам такой отпор, с которым они ещё никогда не сталкивались.
Самый первый контрудар Красная Армия нанесла уже утром второго дня войны – 23 июня южнее Гродно – во фланг вражеской группировке. Шесть немецких дивизий оказались на несколько суток прикованы к району Гродно и понесли большие потери.
Генерал Гудериан, привыкший разъезжать по фронтам Европы в открытой легковушке, только за один день 24 июня трижды избежал гибели, попадая, к своему удивлению, под обстрелы или нарываясь на наши позиции. Наконец он понял, что СССР – не Европа.
Дети первых коммунистов страны (Сталина, Калинина, Микояна, Фрунзе) с первых дней войны были на фронтах и гибли, как и обычные люди. В первый день Великой Отечественной погиб родной брат Э. Шеварднадзе Акакий. Кто осудит лидеров СССР за то, что они не жалели своих детей?
Конечно, наши потери в первый день и вообще в первый период войны были громадными.
Во-первых, на нашу страну обрушилась небывалая в истории сила. Но мы выстояли и не сломились. Так что же, нужно скорбеть и плакать по этому поводу или гордиться героизмом воинов июня 1941 года? Если бы ожили погибшие в те дни воины и узнали, что мы не гордимся ими, а лишь скорбим по ним, то от обиды они умерли бы вновь.
Во-вторых, мы хорошо помним о героизме и трагедии июня 1941 года, а вот заграничные господа о тех событиях, кажется, совсем забыли. И потому им нужно напомнить, что 22 июня 1941 года стал днём начала конца фашистской Германии. Пусть немецкий народ по этой дате скорбит – сунул голову в петлю.
Очень важно напомнить зарубежным господам, что воевать с русскими – сумасшествие. Именно это твердил немецкий министр Риббентроп. Догоняя нашего посла Деканозова в Берлине, он говорил: «Передайте в Москву, что я был против нападения». Трамп и прочие, прислушайтесь к словам Риббентропа. Воевать с русскими – безумие!
Из сказанного следует, что отмечать 22 июня лишь как день памяти и скорби – значит оскорблять героев этого дня и доставлять удовольствие потенциальным врагам России. Нужно считать 22 июня первым днём на пути к нашей нелёгкой победе.
Но ельцинская власть постановила лишь помнить и скорбить. Я высказал иную точку зрения, которую давно отстаиваю. А в 2016 году прочёл стихотворение фронтовика, поэта и яркого публициста В.С. Бушина, написанное именно 22 июня этого же года. Воспроизвожу его полностью:
Это началось ещё при Горби:
Выхватив из правды только часть,
Этот день Днём памяти и скорби
Нарекла жирующая власть.
Да, бесспорно, скорбь и память вместе.
Но не тем страна в тот день жила.
Кто сказать решится павшим в Бресте,
Будто скорбь на подвиг их вела?
И ведь стало ясно очень скоро,
Всем, кому задуматься не лень,
Что великим грозным днём отпора
Стал для нас тот незабвенный день.
Итак, фронтовик назвал 22 июня «великим, грозным днём отпора». Прислушаемся к мнению воевавшего человека. Давайте в этот день не столько помнить и скорбить (скорбь на подвиги не ведёт), сколько заряжаться гордостью за воинов 1941 года, их героизмом и патриотизмом.
Н.Ф. БОНДАРЕНКО.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 21 июня 2018 г. на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.