Зима 1941 года отличалась суровой стужей и обильным снежным покровом. Навсегда врезался в память один из незабываемых эпизодов Великой Отечественной войны. Это происходило в первую фашистскую оккупацию села Карандаково Тимского района Курской области.
Середина дня 5 декабря. Насквозь пронизывал сильный северо-восточный ветер, обжигая лицо и руки. По небу стремительно неслись низкие свинцовые тучи. Временами проглядывало замутнённое солнце.
Наша хата, потонувшая в снегу, приютилась на пригорке в двадцати метрах от сельской грунтовой дороги. Этот путь был занесён высокими сугробами, не успевшими затвердеть. Бушевала метель. Искристая позёмка бешено неслась, слепя глаза, и скользила по поверхности снежного наката. Низко клонился выступавший из-под снега камыш, неистово трепались кустарники и сильно гнулись ветви деревьев. Наше ветхое жилище продувалось, а соломенную крышу вот-вот могло снести. Зима разбушевалась не на шутку. Вряд ли уважающий себя хозяин мог выпустить собаку из дома в такое ненастье. Да и человеку, оказавшемуся один на один в пути с такой природной стихией, никто бы не позавидовал.
Из печной трубы доносились свист и завывание вьюги. Но в хате удерживалось тепло, исходившее от натопленной печки. Семья занималась повседневными делами. Мама Мария Пименовна замешивала тесто, невестка Катя готовила обед из брюквы и рассказывала, как в избе бабушки Лизы от уныния и безделья несколько ночей подряд пьянствуют квартирующие немецкие офицеры, выгнав хозяйку из дома. Старшая сестра Лида поила козлят разбавленным молоком и присматривала за козой-кормилицей Нинкой, окатившейся неделю назад. Степенная кошечка Нюрка сидела на краю печки, мурлыкала и умывалась, только что отведав сытного козьего молока. Маленькая проворная собачка Жулька тоже успела поесть и бегала по земляному полу, желая с каждым понежиться и поиграть. Жеребёнок Ворон, попив тёплого пойла, с аппетитом уминал летнее сено и фыркал.
Ещё вечером мама измельчила на тёрке сахарную свёклу, мелкую картошку, добавила немного ржаных отрубей и закваски. Дежку с тестом поставила на тёплую печку. Гусей и кур, квашеную капусту и крупную картошку изъяли оккупанты с «помощью» старосты Кузи ещё в ноябре. Брюквы и свёклы в погребе осталось на несколько дней.
С утра нагрета печь ольховыми дровами, перегоревшие угли сдвинуты, подметён под. Подошедшего теста хватило только на два каравая. Мама посадила круглые заготовки в печь, закрыв её заслонкой. Шибер оставался открытым. Я и сестра Зина сидели на корточках у окна на лавке и с нетерпением ждали, когда же поспеет хлеб. Очень хотелось есть.
Еле дождались. Катя достала араматные хлебы и аккуратно положила их на стол. Накрыла полотенцем для остывания.
…Вдруг послышались какие-то крики, вопли людей, грубые окрики. Прильнув к обледеневшему стеклу окна и сделав дыханием и ладошкой смотровой кружок, сквозь метущиеся снежинки мы увидели гражданских пленных, конвоируемых двумя вооружёнными немцами на лошадях. Пленных было человек двадцать. Они тяжело брели по заснеженной дороге, проваливались, падая в сугробы.
Ужас! Некоторые из них были в лохмотьях, без шапок, без тёплой верхней одежды. Непонятная обувь — то ли лапти, то ли калоши. Я увидел, как один молодой парень прыгал на одной ноге, вторую держал на весу без обуви и носка. Нога, видимо, уже обморожена, и он на неё не мог ступать. Поддерживали его под руки и помогали передвигаться рядом идущие товарищи. Несчастный, подняв голову, безнадёжно рыдал…
Мама, увидев медленно плетущихся по дороге людей, сразу всё поняла. Заохала, запричитала. Не стерпела — выбежала из хаты в чём была с непокрытой головой, захватив с собой только что выпеченный каравай хлеба. Смело, рискуя жизнью, подбежала к дороге, застревая в снегу, разломила пополам ещё горячий хлеб и с силой бросила в толпу обречённых. Пленные, поборов страх и опасность, накинулись на хлеб, кроша его на мелкие кусочки, судорожно подбирали смешанные со снегом крошки и с жадностью ели.
Разразившаяся драма длилась совсем недолго, но мать успела узнать от доведённых до отчаяния мужчин, что они из соседнего села Успенки, их конвоируют к железнодорожной станции Черемисиново (18 километров). Плакали и говорили: «Мамаша, спасибо! Будем помнить! Видишь, что делают с нами проклятые фрицы!»
Мы дрожали от страха, переживали и опасались, что озверевшие всадники убьют маму и не пощадят пленных. Захватчики увидели смятение в толпе и дико орали на мать и пленных: «Donner Wetter!». Разгневанные конвоиры в тёмно-зелёных шинелях и кованых сапогах, в пилотках с вязаными масками на лицах, с автоматами через плечо, плётками и пистолетами несколько раз палили вверх. Обезумевшие лошади вставали на дыбы, рвались и тревожно ржали. Потом на мгновение стало тихо. Пленные, шатаясь от усталости, холода и голода, утопали в снегу, опираясь друг на друга, продолжали еле-еле передвигаться. Многие оглядывались.
Мама дрожащей рукой трижды перекрестила их. И голосила, прижав руки к груди. Ледяной ветер нещадно теребил её поседевшие волосы. А мрачная процессия вскоре скрылась за поворотом дороги. Всё ещё слышались стенания…
Катя схватила фуфайку, выскочила из хаты к свекрови. Накинула на её плечи одежду, стала успокаивать и просить скорее вернуться. Мы не могли прийти в себя от увиденной жуткой сцены. Обнимали мамулю, жалели её. Гордились её отважным поступком.
При каких обстоятельствах извергам удалось схватить мужчин, не давая им по-человечески обуться и одеться? Ответа не было. В три часа дня в декабре уже наступают сумерки. «Значит, всадники будут конвоировать пленных и в тёмное время, — обращаясь к нам, сказала мама. — Я верю, бог накажет лютых врагов. Красная Армия всё равно освободит нас. Оккупанты будут изгнаны с нашей родной земли. Фашисты заплатят за все злодеяния».
Пленных видели и другие жители села. Через несколько дней от знакомых узнали, что за соседним селом Покровское недалеко от деревушки Щепотьевка партизаны отбили пленных. Конвоиров уничтожили, лошадей забрали, а спасённых спрятали в избах… Здесь, наверное, не обошлось без разведки. Было ли так на самом деле, не известно…
Фашистам было не до разбирательства данного инцидента. Им хотелось уберечь свою шкуру. Неприятель готовился к отступлению. Гитлеровцы хватали гражданских лиц и отправляли в Германию или в концлагеря, заведомо зная, что «непобедимая» армия терпит крупнейшее поражение под Москвой.
…Минуло ровно 78 лет. Душераздирающая картина с пленными стоит перед моими глазами. До сих пор снятся жуткие сны. С болью в сердце часто вспоминаю о молодом человеке с обнажённой ногой. Смог ли он дойти до деревни Щепотьевки? Ведь обессиленных и больных, не способных идти, фашистские нелюди просто-напросто пристреливали на месте…
Андрей КРУПЕННИКОВ.
Ставрополь.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 23 января 2020 года на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.