Она была суровой, совсем неласковой с виду. Не гламурной, не приторно любезной. У неё не было на это времени, да и желания. И происхождение подкачало. Простой она была.
Всю жизнь, сколько помню, она работала. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего – нами. Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой.
Кормила российским сыром, колбасой, завёрнутой в грубую обёрточную бумагу.
Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино, на детские утренники по 10 копеек за билет. В кукольные театры и ТЮЗы, позже – в драму, оперу и балет.
Учила думать, делать выводы, сомневаться и добиваться. И мы старались как умели. Капризничали, воротили носы. Взрослели, умнели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали, хотя думали, что понимаем всё.
А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ, на заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды, на далёкие стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала всех. Даже против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны.
Она не была благодушно показной и нарочито щедрой. Она была экономной, бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ, предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были отменного качества – кинокартины, одежда, косметика, детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми.
Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем подетски восхищались. А она вздыхала молча. Не могла дать больше, потому молчала. И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. Кормила. Учила.
Нам не хватало. И мы роптали, избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, жаловались, были недовольны. Нам было мало…
И однажды мы возмутились. Громко, всерьёз.
Она не удивилась, всё понимая, потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда.
Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла.
Не была идеальной, и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно, но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле. И берегла нас, как могла, от всего дурного. Мы думали, что давно выросли. Были уверены, что вполне проживём без её заботы и присмотра.
Но мы ошибались. А она — нет.
Она оказалась права и на этот раз. Как и всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала. И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив никого на прощанье.
Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда.
Так и живём с тех пор.
Зато теперь мы знаем всё. Что такое изобилие. Что такое горе. Вдоволь… Счастливы мы? Не знаю… Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Только теперь поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в годы нашего безмятежного избалованного детства.
Какую прекрасную страну мы потеряли, если прекрасны даже осколки от погубленной Родины…
Спасибо тебе! И прости за всё, наша любимая Советская Родина…
В. ИВАНОВА.
Эта статья в PDF-версии газеты «Родина» от 16 августа 2018 г. на сайте ЦК КПРФ, а также на сайте Ставропольского крайкома КПРФ.